Герцог и актриса
Шрифт:
– Что это с вами? – недоуменно спросила Шарлотта.
– Говорите тише, – шепотом приказал Колин. – Дверь запирается?
Шарлотта не поняла его:
– Какая дверь?
– Вот эта дверь, она запирается? – переспросил Колин.
Высвободив руку, Шарлотта потерла запястье и ответила:
– Где-то есть ключ, но я никогда не запираю гримерную. У нас в театре это не принято.
Колин тотчас направился к гардеробу, стараясь не наступать на разбросанные по полу ноты. Распахнув дверцы шкафа, он потрогал висящие на вешалках платья, удостоверившись, что за ними никто не спрятался.
– Шарлотта, что все это значит?
– Понятия не имею, – коротко ответила она.
– У меня есть все основания считать, что вы имеете понятие, – возразил Колин твердым и требовательным тоном. – Если ваш ответ правдив, потрудитесь объяснить ваше необычайное при таких обстоятельствах спокойствие.
Шарлотта ничего не ответила и начала поднимать с пола ноты. Собрав большую пачку, она остановилась посреди комнаты, прижимая ноты к груди, и все так же спокойно посмотрела Колину в глаза.
– Перестаньте увиливать, Шарлотта, – уже более жестко сказал Колин. – Признайтесь, вы что-то прячете здесь? Немедленно расскажите, что это.
Требовательность Колина разозлила Шарлотту. Но он поймал ее, и Шарлотта поняла, что отпираться бессмысленно. Несколько секунд они продолжали молчать, глядя друг другу в глаза. Шарлотта крепко сжала губы, ее лицо побледнело.
– Я хочу знать правду, – проговорил Колин, подступив к ней, – причем немедленно.
Шарлотта устало провела ладонью по лбу. Она помедлила мгновение, не зная, с чего начать. Колин остановился спиной к закрытой двери, всем своим видом показывая, что отступать ей некуда. Шарлотта спокойно подошла к туалетному столу, аккуратно положила на него ноты и повернулась к герцогу. Она заложила руки за спину и несколько томительных секунд смотрела на Колина в упор.
– У меня есть то, что кому-то нужно, – неохотно произнесла она.
Колин, наклонив голову, выслушал это лаконичное объяснение и спросил:
– Вы хотите сказать, что это ноты? Какие конкретно?
– Да, это ноты, – ответила Шарлотта.
Последний из двух вопросов Колина прозвучал саркастически, так как он не допускал мысли, будто ноты могут быть настолько ценными, что человек ради такой добычи пойдет на преступление. Он не поверил Шарлотте, но все же повторил вопрос в более расширенном варианте:
– Что же это за ноты, если из-за них люди готовы на самый серьезный риск, только бы заполучить желаемое?
– Ноты могут быть дороже денег, ваша милость, – загадочно произнесла Шарлотта.
– Возможно, – согласился Колин с кривой усмешкой. – И что же это за драгоценность, скажите мне, очень вас прошу.
Шарлотта скрестила руки на груди, и теперь они стояли в одинаковых позах, упорно глядя друг на друга.
– Я не говорила, что это ноты дорогие, я сказала, что ноты могут быть дороже денег.
Колин огляделся, одновременно обдумывая ее слова.
– Пусть так, но, судя по всему, грабитель… или грабители не нашли искомого. В противном случае вы не были бы так спокойны.
– Я не храню их здесь, – ответила Шарлотта с легкой улыбкой.
– И где же они? – спросил Колин, подойдя к ней вплотную.
– Спрятаны
Колин начал злиться. Он стоял к ней настолько близко, что Шарлотта ощущала тепло его разгоряченного лица.
– Шарлотта, дорогая моя, во имя всего святого, что происходит? – заботливо спросил он.
Сдержанная настойчивость и мягкость, с которой Колин пытался узнать правду, обезоружили Шарлотту. Она села на стул перед туалетным столиком, тщательно расправив юбки.
Герцог продолжал молча смотреть на нее, понимая, что она готова поделиться с ним своей тайной.
– Могу ли я довериться вам, Колин? – шепотом спросила Шарлотта.
Вопрос смутил Колина.
– Я не уверен, что мой ответ вас устроит.
Шарлотта выпрямилась и сложила руки на коленях.
– Перед тем как открыться вам, я должна быть уверена, что могу полностью вам доверять.
Не сводя с Шарлотты глаз, герцог отступил от двери.
– Все, что будет вами сказано, останется между нами. В этом вы можете не сомневаться. Если вас интересует мое мнение о ваших суждениях, то сомневаюсь я в их адекватности.
Это был самый откровенный ответ, который он мог дать, но по лицу Шарлотты было видно, что она удовлетворена.
– Моим первым учителем был великий баритон сэр Рандольф Хиллман. Я начала петь, когда мне было одиннадцать лет. Он считал меня своей лучшей ученицей. Мой отец к тому времени умер, и сэр Хиллман смог заменить мне его. Он очень гордился моими успехами, словно успехами собственной дочери.
Колин слушал ее с интересом. Мир оказался теснее, чем он предполагал. Герцог много лет был знаком с учителем Шарлотты. Они встречались и даже несколько раз беседовали на светских раутах, не говоря уже о том, что Колин много раз видел Хиллмана на сцене. Колин решил пока не говорить об этом Шарлотте.
– Продолжайте, – сказал он.
Шарлотта глубоко вздохнула и откинулась на спинку стула. Доброжелательное спокойствие Колина придало ей уверенности в себе, и она продолжила:
– Когда мне исполнилось семнадцать лет, мой брат, который стал моим опекуном, решил запретить мне заниматься пением. Тогда, так же, как и теперь, он считал пение пустым и глупым занятием. Он хотел как можно скорее избавиться от меня самым простым способом – выдать замуж. Вы догадываетесь, что я не разделяла его мнения. Всю жизнь я мечтала о сцене, и нужно было время, чтобы моя мечта осуществилась. Но Чарлз был непреклонен. Не считаясь ни с чем, он вынудил меня прекратить занятия с сэром Рандольфом.
– Могу представить, насколько это было тяжело для вас, – сказал Колин с искренним сочувствием.
Шарлотта горько улыбнулась.
– Да, это было нелегко, но я, пожалуй, не менее упряма, нежели мой брат, – сказала она. – Сэр Рандольф был уже немолодым человеком, у него начало побаливать сердце, и он все реже бывал в театре. Не знаю почему, то ли Чарлзу стало меня жалко, то ли он решил, что больной человек не может давать мне уроки, но он разрешил мне навещать больного учителя.
Колин в эти минуты с обожанием смотрел на Шарлотту, ее сосредоточенное, задумчивое лицо казалось ему необыкновенным и прекрасным.