Герцог и служанка
Шрифт:
— Ну, Кэтти-и-и… — захныкал Реджи.
Кейт взирала на него в немом изумлении. Как это возможно? Чтобы ее послушный, молчаливый брат с ней спорил?
— Я хочу пойти с тобой! — Он топнул ногой. — Я устал тут сидеть!
— Нет.
Он схватил книжку, лежавшую у него на коленях, и со всей силы швырнул в стену. Книга упала на пол и жалобно зашуршала страницами.
Кейт разинула рот от удивления.
— Реджинальд Фиск! Ты что творишь?
— Я хочу с тобой!
—
Кейт недоумевала, откуда взялось это поведение. Может, от одиночества, от тоски по Колтон-Хаусу? А может, он просто взрослеет и проявляет склонность к таким вспышкам?
Она встала на колени перед его креслом.
— Хороший мой, я вернусь засветло, и мы сыграем в нарды, ладно?
По его щеке покатилась слезинка.
— Но я хочу с тобой пойти.
Она обняла его и прижала к себе, хоть он поначалу и сопротивлялся.
— Реджи, тебе нельзя. Сейчас слишком холодно, у тебя опять грудь заболит.
— Но я хочу! — Еще две слезинки.
— Тс-с, милый мой. Я знаю. Я все понимаю, Реджи. — Она гладила его по спине, лаская и утешая. В Колтон-Хаусе он был таким здоровым, таким счастливым. В последние дни там она разрешала ему гулять помногу часов подряд и нисколько не боялась, что его настигнет приступ кашля или астмы.
Когда его слезы стихли, она поцеловала его в щеку и встала.
— Если я не выйду в ближайшее время, то не успею вернуться до темноты, и тогда мы вообще не сможем поиграть в нарды, — серьезно сказала она.
Он не ответил, с несчастным видом глядя на книжку на полу. Она подняла ее и протянула ему:
— Вот, дочитай пока. Мама скоро спустится. — Она снова поцеловала его в щеку. — Будь хорошим мальчиком.
— Да, Кэтти, — ответил он, все еще избегая ее взгляда.
В этот момент в кухню вошла мать. Она хмурилась, и от этого морщины на лбу виднелись еще отчетливее.
— Что за шум?
— Ничего особенного. Реджи просто расстроился, но все уже в порядке.
Он отложил книгу, подпер щеку кулачком и печально уставился в камин. Мать посмотрела на него и махнула Кейт рукой:
— Кэтрин, зайдем на минутку в кладовую.
— Да, мама.
Кейт пошла вслед за матерью в маленькую пустую комнату за кухней. Она помнила туши коров и баранов и ощипанную птицу, которые вечно висели здесь на крюках, и вздрогнула. Теперь в кладовой было чисто и пусто, но все равно в воздухе чувствовался легкий запах сырого мяса, и Кейт по старой привычке избегала эту маленькую, без окон, комнатушку.
Мать велела Кейт закрыть за собой дверь. Та подчинилась и с явным любопытством поглядела на мать: к чему такие тайны? Мать с улыбкой сняла с полки
— Это бифштексы.
— Серьезно?
— Сегодня утром заходил мистер Темплтон — вы с Реджинальдом были внизу. — Мать повертела сверток в руках. — Как думаешь, как их приготовить? Я могу их потушить, или испечь пирог с мясом, или просто поджарить на масле.
— Мам, что до меня, то все одинаково вкусно, — тихо ответила Кейт.
Мистер Темплтон, вдовствующий мясник из Кенилуорта, частенько заглядывал к матери. Кейт он нравился: добродушный, румяный старик из тех, что с радостью качают на коленях таких же румяненьких внуков. Дружелюбный и отзывчивый — прекрасный контраст к строгому характеру матери, — он всегда по-доброму обращался с Реджи.
Мать посмотрела на нее с тревогой, и у Кейт упало сердце.
— Ты не для этого меня сюда позвала, так?
— Так. — Мать снова отвернулась и взяла что-то с разделочного стола. — Мистер Темплтон и почту принес. Тебе письмо из Йоркшира.
Сердце Кейт забилось быстрее, но когда она увидела, что печать сорвана, грудь сдавило, как в железных тисках.
— Ты его вскрыла, — ровным тоном сказала она. — Ты его читала.
Мать сердито вздохнула:
— Не смотри на меня так, девочка. Дело в том, что я за тебя беспокоюсь. Я не знаю, что с тобой приключилось в Йоркшире, и раз уж ты не желаешь мне ничего рассказывать…
— Тебе никто не давал права читать мои письма!
У матери задрожали крылья носа.
— Ты моя дочь. Мое дитя. Я за тебя отвечаю.
Кейт вырвала письмо у матери из рук и, увидев цветистый почерк Бекки, прижала к груди.
— Оно мое. Оно принадлежит мне, и только мне.
— Я сделала это ради твоего же блага, Кэтрин.
— Ты ничего не делаешь ради моего блага! Тебе все равно!
— Как ты можешь говорить такие вещи?
— Ты пыталась убить меня кочергой!
Мать попятилась, пока не наткнулась на край столешницы.
— Я никогда бы не причинила тебе вреда. — Ее голос звенел от напряжения. — Ты моя дочь. Моя единственная дочь.
Кейт с трудом удерживалась от ядовитых, злых слов, которые готовы были сорваться с языка. Она слишком была рассержена, чтобы судить здраво. Пальцы, сжимавшие гладкую почтовую бумагу, дрожали.
Прижимая письмо к груди, как величайшую драгоценность на свете, Кейт все-таки справилась с собой. Ее дорогая подруга Бекки наконец-то написала. Что там, в этом письме? Получили ли они письма Уилли? Успела ли Кейт до свадьбы Гаррета и Жоэль?
В конце концов, она открыла глаза и посмотрела на мать.