Герцог и я
Шрифт:
— Отнять у тебя саму себя.
Он просто не верил своим ушам. Оцепенел. У него отнялся язык.
Однако Дафна не остановилась на этом. Приблизившись к двери, она повелительным движением указала ему на выход и подкрепила свой жест не менее повелительным приказом:
— А теперь уходи из моей комнаты!
Нет, этого вынести уже нельзя! Он задрожал от гнева.
— Это моя комната! — заорал он. — Мой дом! И ты тоже принадлежишь мне!
— Тебе не принадлежит ничего, — сказала она с горечью, — кроме титула твоего отца. Ты даже сам
Опять его глаза затуманились от ярости, в ушах зашумело. Не вполне отдавая себе отчет в своих действиях, он шагнул к ней, словно намереваясь ударить… убить… уничтожить…
Слава Богу, приступ ослаб, взрыва не последовало. Он ощутил слабость во всем теле, как после тяжелой болезни.
— Что т-ты хоч-чешь всем эт-тим с-сказать? — с трудом спросил он севшим голосом.
— Подумай и поймешь, — отвечала она.
Снова его охватил гнев: она еще упорствует!
Он кинулся к ней, схватил за руку, чуть повыше локтя. Он понимал, что слишком сильно сжимает пальцы, но ничего не мог с собой поделать.
— Я требую… Слышишь? Объясни мне!.. П-прямо с-сейчас!
В ее взгляде, который она устремила на него, не было ни страха, ни злости. Одно понимание. И еще жалость… Этого только не хватало! Он не потерпит!..
— Ты не принадлежишь себе, — сказала она, — потому что отец управляет тобой до сих пор. Даже из могилы.
Саймон пристально смотрел на нее, не произнося ни слова. Она продолжала, но уже не с горечью, а с грустью:
— Твои поступки, речи… избранный тобой образ жизни… они имеют мало общего с тобой самим, с тем, чего ты желаешь, в чем нуждаешься. Всем, решительно всем, что ты делаешь, Саймон, каждым своим жестом, словом ты пытаешься противостоять ему, своему отцу. Ты беспрерывно что-то доказываешь мертвецу, споришь с ним, оказываешь сопротивление. Хотя он уже давно ничего не может тебе сделать, ничем ответить.
— Это не так, — неожиданно ясным голосом сказал Саймон и поправился:
— Не совсем так.
Дафна попыталась отойти в сторону — ей уже не хватало храбрости противостоять этому сильному, разгневанному мужчине. Однако он по-прежнему сжимал ее руку.
Внезапно он наклонился к ней, его вторая рука скользнула по ее спине и чуть ниже.
— Ты не совсем права, — шепнул он ей на ухо. — Потому что, когда я вот так прикасаюсь к тебе, в моих мыслях нет места для него.
Дафна вздрогнула, кляня себя за то, что не может не желать его, за то, что он в состоянии сделать так, чтобы она желала его.
— Когда мои губы касаются твоего ушка, — услышала она его шепот, — я ни в чем не завишу от него, ничего ему не доказываю.
Она вновь попыталась вырваться, но оставила все попытки, как только он прижал ее к себе.
Медленно и осторожно он повлек ее к постели. И опять заговорил:
— И когда я веду тебя к постели и мы идем… как сейчас… словно один человек… не разделенные ничем..
— Нет! — крикнула она, отчаянно вырываясь.
Он отпустил ее, пораженный силой сопротивления.
— Когда
Саймон опять ощутил беспомощность. Что еще может он сказать? Что сделать?
Она продолжала немного спокойнее, понизив голос:
— Можешь ты, прямо глядя мне в глаза, честно признать, что, когда отрываешься от меня… от моего тела… и отдаешь то, что должен отдать мне… отдаешь это краю простыни… что в эти минуты думаешь обо мне? Можешь?
Он не отвечал. Она печально покачала головой и ответила сама:
— Не можешь. Если ты честен.
Она отступила еще дальше от него, от постели. Однако она знала: он сумеет сломить ее сопротивление. Если захочет. Ибо она сама хочет этого. И тогда завтра она возненавидит его. И еще больше саму себя.
Они стояли, разделенные стеной молчания, в тихой полутемной комнате. На лице Саймона еще видны были следы гнева, обиды, крайнего удивления — смесь самых различных чувств, но Дафне казалось, что постепенно их начинает вытеснять просто замешательство.
— Я думаю, — мягко сказала она, — лучше всего тебе сейчас уйти.
Он растерялся.
— Ты моя жена. Она не ответила.
— Я на законных основаниях владею тобой. Ей подумалось, что он сам с трудом выговорил эту фразу: от растерянности, от бессилия.
— Что ж, это верно, — согласилась она. В одно мгновение он преодолел расстояние между ними. Его руки вновь сомкнулись вокруг ее талии.
— Я могу сделать так, что ты захочешь меня, — прошептал он.
— Знаю.
Снова в его голосе возобладало раздражение:
— И даже если не смогу сделать этого, ты все равно принадлежишь мне. Я вправе применить силу и остаться тут. В этой комнате.
Усталым, отрешенным голосом она произнесла:
— И это я знаю. Но ты никогда так не поступишь.
Он знал, что она права, и потому заставил себя оторваться от нее и стремительно выбежал из комнаты.
Глава 18
…Неужели ваш автор — единственный из всех, кто мог заметить, что мужчины из высшего общества стали в эти дни поглощать намного больше спиртных напитков?..
«Светская хроника леди Уислдаун», 4 июня 1813 года
Саймон ушел из спальни Дафны и напился. Это не было для него привычным и любимым занятием, но он сделал это.
В нескольких милях от Клайвдона, на берегу моря, было немало питейных заведений, куда частенько заходили моряки, чтобы выпить, а также подраться. Двое из них сунулись было к Саймону. Он отмолотил обоих.
В глубинах его души бушевала злость, кипела ярость, они искали выхода и нашли его этой ночью. Ему нужен был лишь малейший повод, чтобы вступить в драку. Повод тоже нашелся.