Герцог-обольститель

Эшуорт Адель

Ему стало ясно, что она полностью в его власти. Забыв обо всем, поддавшись отчаянному порыву, он обхватил рукой одну ее грудь и замер. Она снова застонала, и он, не переставая целовать ее, сунул руку за обшитый кружевами корсаж и начал ласкать ее грудь. Она, казалось, даже не заметила этого. Она прижималась к нему, а он с каждой минутой все больше терял над собой контроль.

И вдруг, прежде чем он успел понять, что происходит, она оттолкнула его и схватила его руку, сжимавшую ее грудь. Ему стоило огромных усилий оторвать пальцы от

запретной плоти. Его сердце молотом стучало у него в груди, кожа горела, голова шла кругом. Казалось, что прошли часы, прежде чем он понял, хотя и с большим трудом, что она отошла от него на шаг и, взяв обеими руками его руку, водит ею по своей щеке и губам.

Сэмсон открыл глаза и посмотрел на нее. Он сразу понял, что это будет определяющий момент в его жизни. Ни одна женщина не проявляла к нему такой нежности в тот момент, когда в обоих бушевало желание. Сказать, что он почувствовал себя неловко, – значит не сказать ничего. Она тяжело дышала, ее била дрожь, и все же она ласкала его так, словно он дорог ей.

Сэмсон медленно приходил в себя. До него наконец дошло, где они находятся, он услышал музыку, ощутил прикосновение теплого ночного воздуха, смешанного с запахом ее кожи.

Ее глаза оставались закрытыми, но он почти чувствовал, что ее желание не прошло. Он положил ей руки на плечи и притянул к себе. Она молча повиновалась, когда он одной рукой пригнул ее голову себе на плечо, а другой обнял за талию.

Господи! С ним, должно быть, что-то не так, подумал он. Он еще никогда не чувствовал, что должен защитить женщину, которую только что страстно целовал, никогда раньше не испытывал такого сильного желания. Она удивила и смутила его. Она отдавалась ему не как похотливая женщина, а потому, что отчаянно хотела чувствовать себя желанной. Он все еще ощущал вкус ее губ на своих губах, у него все еще немного кружилась голова оттого, что воздух вокруг них все еще был заряжен искрами их взаимного желания.

Он не разнимал объятий до тех пор, пока она не перестала дрожать и ее дыхание не выровнялось. Интересно, не без некоторого раздражения и даже отчаяния подумал он, что им делать дальше?

– Я думаю, что со мной что-то не так, – прошептала она.

– С тобой все в порядке, Ливи, – тихо ответил он, улыбнувшись про себя.

Она молча стояла, глядя в освещенный луной парк. Он поцеловал ее в макушку, вдохнув аромат ванили, который, как он знал, отныне всегда будет ассоциироваться с ней и ее незабываемой красотой. Положив ему ладони на грудь, она наконец его оттолкнула.

Он опустил руки, но не сводил с нее взгляда, а она не могла заставить себя поднять на него глаза, и он дал ей время прийти в себя.

– Это... это было неправильно. – Она глубоко вздохнула и начала снова: – Это было неправильно. Это было...

– Замечательно, – закончил он за нее.

Она покачала головой и прикрыла ему рот ладонью.

– Я замужем, Сэмсон.

Он понял, что с ее стороны это была отчаянная попытка

убедить его в том, что мучило его самого.

– То, что было у тебя с моим братом, не было замужеством.

– Это не имеет значения. Еще как имеет.

– У нас с тобой есть дело, Оливия, – сказал он с удивившей его самого настойчивостью. – А до того, как мы найдем Эдмунда, мы будем жить так, как живем.

Она подняла на него глаза, и он с болью отметил, что в них стоят слезы, которые она еле сдерживает. Ему очень хотелось в ту же секунду снова заключить ее в свои объятия и защитить от той боли, которую причинил ей его брат, но не посмел. Ее эмоции, возможно, были вызваны их неожиданным притяжением друг к другу и могли быть такими же мимолетными и изменчивыми, как и его ощущения.

– Все будет хорошо, – успокаивал он и гладил ее по голове. – Все будет так, как должно быть.

Она вдруг словно очнулась. Тряхнув головой, она сказала:

– Мне жаль, что так случилось.

– Нет, не жаль. И мне не жаль. Мы оба знали, что так будет.

– Это не повторится.

Он чуть было не рассмеялся, но сказал:

– Как будет угодно леди.

– Хотя мне и понравилось. – Она посмотрела на него искоса.

Неужели она в этом призналась?

– Мне тоже. Я вообще не помню, – серьезно добавил он, – чтобы мне когда-нибудь так понравился поцелуй. Честно, Ливи.

– Почему? – шепотом спросила она.

Он не ожидал, что она спросит, и, конечно же, не был готов ответить. Но правда как-то сама собой открылась.

– Я никогда не знал такой женщины, как ты. Во всем – в том, что ты делаешь или говоришь, и даже в том, как целуешься, ты особенная.

– Я могла бы сказать то же самое о тебе, Сэмсон. Я не знала другого такого мужчины, как ты.

– Даже Эдмунда? – не удержался он.

– Особенно Эдмунда, – не задумавшись ни на мгновение, ответила она.

Волна странных эмоций захлестнула его. Никто никогда не считал, что он настолько отличается от своего брата. Ирония была в том, что первой это заметила Оливия.

– Нам надо вернуться в зал.

– Дьявол бы побрал этот раут. – Она широко улыбнулась.

– Господи, вот вы где. Как вам удалось найти сюда дорогу?

Оливия отшатнулась от Сэмсона и повернулась к стоявшей в тени фигуре женщины, наблюдавшей за ними с некоторого расстояния. Оба узнали ее по голосу.

«По ее голосу».

Ощущение нереальности было таким сильным, что Сэмсона прошиб холодный пот.

– Вы... уронили веер, дорогая.

– О! И правда. – Оливия очнулась первая. Она подняла веер. – Мы с мужем просто разговаривали, тетя Клодетт.

– Разумеется. Чем же вы еще могли заниматься здесь наедине?

Она подошла к ним ближе, и образ, который он гнал из своих мыслей, своих воспоминаний, своего прошлого, предстал перед ним наяву.

«Господи Иисусе!»

– Ночь такая теплая, тетя, что мы с Эдмундом...