Герцог Ворон
Шрифт:
На последних словах я провела одной из острых бисерин по руке и тонкий ручеек крови пролился на дно маленькой деревянной чашки.
— Даруй им судьбу, за которую боролись Куньяк и Бату. — Повторил стоявший со мной Холгрогом, старый и опытный воин, попавший в плен, тоже порезав себе ладонь простым железным лезвием, которое дали наши пленители.
— Даруй им судьбу, за которую боролись Куньяк и Бату.
— Даруй им судьбу, за которую боролись Куньяк и Бату.
— Даруй им судьбу, за которую боролись Куньяк и Бату…
После Холгрогома кинжал продолжал
— Да будет жизнь в твоем чреве здорова и милость Матери-Земли навсегда останется с ней. — Завершила я жертвоприношение, подняв к небу чашку, кровь в которой мгновенно вскипела и превратилась в красный пар, устремившийся к лежавшей в углу бледной кентаврихе, чей выпуклый живот показывал, что она уже пол года носит под сердцем дитя. Вот только из-за трудного перехода она слишком ослабла, поэтому пришлось идти на сделку со стальными мужами и проводить ритуал.
— Эй!
Звяк…
— Вы уже закончили? — Спросил один из наших пленителей, ударив железной дубиной по одному из прутьев клетки.
— Да. — Ответила я, повернувшись к этому человеку и протянув ему кинжал. — Мы закончили ритуал. Теперь с ней все будет в порядке.
— Прекрасно. — Довольно хмыкнул надзиратель, а потом громко свистнув, крикнул своим дружкам:
— Миха! Арчи! Лева! Дуйте сюда! Нужно развести их по камерам!
Вскоре к нему подоспели еще трое полностью закованных в сталь мужей, которые зайдя в клетку начали выкручивать помогавшим мне оркам руки и уводить в другие загоны, где наш народ держали до продажи.
«Ургашевы твари, напавшие исподтишка!» — Выругалась про себя я, пока беременную кентавриху, ради которой меня заставили провести ритуал передачи жизненных сил, аккуратно клали на носилки и уносили в сторону одного из самых крупных зданий рабского рынка. По словам охранников там держали беременных орчанок, гарпий, кентаврих и других моих сестер, ухаживая за ними до момента родов. Все ради новорожденных детей. — «Уроды, берут чад орков и воспитывают их как рабов! Куньяк негодует от такого!»
— Теперь ты. — Сказал подошедший надсмотрщик, когда в клетке осталась только я. — Запомни — выкинешь какой-нибудь фокус, от которого у меня яица зачешутся, я с удовольствием проверю сколько ударов палкой выдерживают черепушки ваших сопляков.
«Ненавижу!»
— Поняла?
— Да. — Сквозь зубы, прошипела я, позволив поднять меня за руки и как мешок с гоблинским дерьмом, потащить по камням этого проклятого Матерью-Землей и Отцом-Небом места.
Вокруг творился настоящий кошмар.
— Ва-а-а-а!.. — Ревел от боли один из моих соплеменников, пока на его изодранную в мясо спину опускался очередной удар хлыста.
— Работать нужно лучше! — Приговаривал его мучитель, чье оружие пыток ни на мгновение не опускалось. — Вода сама себя не накачает!
Хлест…
— Нет! Не надо! Не отбирайте его у меня! Крии!!! —
— Отстань, тупая ты курица! — Рявкнул на нее один из этих отродий, держась одной рукой за расцарапанное лицо. — Сейчас вернусь и все крылья тебе переломаю!
Фьють…
Фьють…
Фьють…
— Увоо…
— Будешь теперь слушаться, одноглазая скотина?! — Кричал мелкий толстый уродец на большого и закованного в цепи циклопа, пока стоявшие у него за спиной стрелки перезаряжали свои боевые машины.
— Урррр… — Печально просипел великан, когда в его шкуру в очередной раз воткнулись зазубренные наконечники и склонил голову.
— Ты идиот! Она была на продажу! Как ты посмел?! — Орал один из местных командиров на своей подчиненного, молодого мальчишку, который был бледен, словно увидел смерть.
— Г-господин… Я незнал… ч-что так получится… — Заикаясь отвечал он, вжимая голову в плечи.
— Ах, не знал?! Тогда по незнанию отправишься гоблинское дерьмо чистить, пока не отработаешь! — Продолжал он орать на него главный, пока под их ногами лежала голая и изнасилованная орчанка, чьи мертвые глаза даже после смерти были обращены к Отцу-Небу.
«Спи спокойно, сестра» — Пожелав ей спокойного пути к духам предков, я опустила глаза на дорогу, больше не в силах смотреть на происходящее.
О рынке рабов, раскинувшемуся в крупнейшем городе Черного рода, я слышала даже живя в степи. Будто там есть тысячи клеток самых разных размеров и форм, будто сторожат их твари в стальных шкурах, ставших для них второй кожей, будто орочья кровь здесь льется рекой, которую с радостью пьют местные крысы и псы, будто здесь волю нашего народа ломают, превращая в тех, кем нас хотели видеть маги.
Слугами и рабами.
И сейчас, находясь здесь в живую, я могу сказать, что слухи сильно преуменьшали весь тот ужас, который здесь творился. Да, здесь была и кровь, и клетки, способные удержать циклопа, и ломка воли болью и магией, но местные людишки сильно отличались от слухов.
Да, они одевали свои хрупкие тела в сталь, да, они отказывались от честного боя, нападая толпой на одного орка, и да, они мучили меня и моих братьев самыми разными способами, но одна вещь делало все это гораздо хуже.
Признаюсь самой себе — у орков тоже было рабство. Зачастую любое крупное племя промышляло тем, что нападало и брало в плен членов более слабого, чтобы использовать в качестве слуг или продать за сталь и дерево в Вольные города. Вот только у нас раб — это просто слабый орк, который не смог жить как настоящий воин. Унижать раба, значило унижать слабого. А в чем честь унижать того, кто слабее тебя?