Герцогиня и "конюх"
Шрифт:
Резкое, отвратительное слово прозвучало в кабинете русского вельможи.
– - Вы забываетесь, Бирон!
– - вспыхнул Бестужев.
– - Всему есть предел.
– - Совершенно верно, ваше превосходительство, -- невозмутимо продолжал- Бирон.
– - И первое, чему должен быть положен немедленно предел, -- это неуместному
и чрезмерному ликованию Митавы по поводу кукольного избрания этого авантюриста Морица герцогом. Смотрите, Петр Михайлович, как бы для вас это не явилось равносильным смертному приговору.
– - Как так?
– - привскочил
– - Очень просто. В то время как в Митаве происходит ликование, возжигаются иллюминации, к Митаве приближаются два неожиданных гостя. Из Варшавы едет Василий Лукич Долгорукий, а к курляндской границе подъезжает сам светлейший Александр Данилович Меншиков.
Бестужев вскочил так порывисто, что кресло отлетело в сторону.
– - А вы... вы откуда же это знаете?
– - дрогнувшим голосом спросил он.
Бирон, насмешливо поведя плечами, ответил:
– - У меня, ваше высокопревосходительство, есть друзья, которые сообщают мне интересные новости. Ну-с, теперь вы сообразите сами: для чего сюда едут два посланца ее величества Екатерины Алексеевны, один из которых -- сам всесильный Меншиков? Для того, вы полагаете, чтобы приветствовать избрание Морица Саксонского? Так вот я и спешил к вам, чтобы предупредить вас о тех черных тучах, которые сгущаются над Митавой и отчасти над вашей головой.
– - И это... это верно?
– - Вы можете ждать появления Долгорукого или извещения от светлейшего каждую секунду, -- резко произнес Бирон.
– - Мой совет вам: немедленно отдайте распоряжение о прекращении иллюминации и народного ликования; помните, что все это учтется вам!
Бестужев позвонил и отдал краткий приказ:
– - Тушите огни! Чтоб ни одна плошка не освещала моего дворца...
И вскоре дворец русского резидента стоял большой черной массой.
– - Если все это подтвердится, Эрнст Иванович, я буду считать себя вашим должником, -- взволнованно проговорил Бестужев.
– - Мы еще сочтемся, Петр Михайлович... Я просил бы вас только об одном: не становиться на моем пути.
Наступило молчание.
– - Вы, вот, Эрнст Иванович, -- заговорил Бестужев, -- только что сказали одну фразу, смысл которой для меня не ясен, туманен: "Я не хочу никому отдать Анну". Так?
– - Так!
– - Что должна означать эта фраза? Сейчас мы наедине, мы можем говорить откровенно, -- продолжал Бестужев.
– - Извольте, я сам не люблю играть в прятки. Для вас, Петр Михайлович, кажется, не должно бы быть секретом, что ее светлость, Анна Иоанновна, подарила меня своею благосклонностью... Припишите это чему угодно: моей ловкости или ее скуке -- но факт остается фактом.
Бестужев изменился в лице и закусил губу. Бирон заметил это.
– - Вы, может быть, осуждаете меня за то, что я оглашаю тайну, какую обыкновенно не принято говорить даже на исповеди священнику?
– - спросил он.
– - Но, во-первых, вы сами настаивали на полной откровенности, а во-вторых, мы -- не просто мужчины, а люди придворные, которым
"Ловкий он, ох ловкий!" -- проносилось в голове Бестужева.
– - Итак, это совершилось, -- продолжал между тем Бирон.
– - В том, что вы знаете это, не может быть сомнения. Лучшим доказательством служит ваше письмо к вашей дочери Аграфене Петровне Волконской.
– - Как?! Вы и это знаете?
– - Знаю. Хотите, я вам на память скажу начало его? "Я в несносной печали; едва во мне дух держится, потому что через злых людей друг мой сердечный от меня отменился, а ваш недруг (Бирон) более в кредит остался".
– - Как вы узнали содержание этого письма?
– - глухо спросил Бестужев.
– - А не все ли это вам равно, Петр Михайлович? Только вы одну ошибку допустили: я -- вовсе не ваш недруг, а друг, а вот по отношению ко мне-то вы разные интриги пробуете подпускать.
Бестужева передернуло.
– - Итак, я не хочу отдавать то, что мне принадлежит!
– - опять надменно выпрямился Бирон.
– - Вы извините меня, но это только русские дур... глупые люди глядят спокойно и хладнокровно, как мимо их рта проносят ложку.
– - И конечная цель вашего домогательства?
– - прищурился Бестужев, играя лорнетом.
– - Она так высока, что вы, donner-wetter, даже не поверите мне!
– - потер руки Бирон.
Бестужев с нескрываемым удивлением глядел на тайного фаворита ее светлости.
Бирон подошел и заглянул во все двери кабинета.
– - Что это вы делаете, Бирон?
– - спросил резидент.
– - Иногда и двери имеют уши, ваше превосходительство, -- прошептал "конюх", а затем, подойдя вплотную к Бестужеву и в упор глядя на него, продолжал: -- Скажите, Петр Михайлович, вы верите в тайные науки магов и чародеев?
Бестужев усмехнулся:
– - Вы положительно решили сегодня изводить меня загадками, любезный Эрнст Иванович.
– - Однако вы не пожалеете о сегодняшнем вечере... Итак, верите вы или нет?
– - Нет!
– - решительно ответил Бестужев.
– - Напрасно! Смотрите на мою руку. Этой руке было предсказано, что она будет поддерживать корону. Что вы скажете на это, Петр Михайлович?
Ироническая улыбка тронула губы Бестужева.
– - Скажу, что это предсказание в некотором отношении исполнилось, -- ответил он.
– - Вы очень близко стоите к особе, на голове которой находится герцогская корона.
Бирон, отрицательно покачав головой, возразил:
– - Этого мало.
– - Я вас тогда не понимаю: о какой же еще короне говорите вы?
Бирон склонился к самому уху резидента и тихо прошептал:
– - Я говорю о короне императорской!
Бестужев вздрогнул и, во все глаза поглядев на Бирона, воскликнул:
– - Что?
– - Да, да... именно о короне императорской.
– - И будете поддерживать ее вы?
– - Я.
– - Но чью же?
– - Императорскую корону Анны Иоанновны.