Герцогиня и «конюх»
Шрифт:
– Подождите, Эрнст Иванович, я сейчас к вашим услугам, – бросил Остерман Бирону. – Итак, князь, вы не струсите?
– Что вы! Что вы! Конечно, нет…
– Приезжайте ко мне вечерком. Надо будет о многом еще договориться, – окончил беседу Остерман.
Черкасский уехал, едва взглянув на Бирона и надменно кивнув ему головой. Впоследствии этот надменный кивок дорого обошелся князю.
– Я сейчас хочу проехать к Анне Иоанновне, Бирон, – сказал Остерман.
– Я не видел ее вот уже несколько дней, – угрюмо произнес Бирон.
– Вы же не уверите меня, дорогой Эрнст Иванович, что это чересчур огорчает ваше сердце? – тихо
– Да! – резко ответил Бирон.
– Ничего не поделаешь, Бирон, надо потерпеть. Пусть все думают, что фаворит герцогини, когда она сделалась императрицей, получил чистую отставку.
Бирон хрипло рассмеялся.
– Нам надо вести нашу игру очень тонко! – произнес Остерман. – Если мы хотим опираться на дворянство и на войско, чтобы уничтожить ограничительную грамоту да и весь этот Верховный тайный совет, то необходимо, чтобы ни дворянство, ни войско, ни духовенство не боялись особенно нас, немцев. А то они будут так рассуждать: «Освободим мы государыню от властных князей-вельмож, ан, глядишь, в лапы к немцам попадем! А лучше ли от того будет? Те все же – наши, русские, свои, а эти немцы – басурмане!» Понимаете, Бирон?
«Конюх» молча кивнул головой.
– Вы в особенности должны стушеваться, – продолжал Остерман. – О той роли, которую вы играли при царевне-герцогине Анне Иоанновне, знают очень многие.
Всякий раз, когда Остерман появлялся во дворце, лица князей Долгоруких вытягивались. Они ненавидели его, но и страшно боялись – боялись его поразительно острого ума, изворотливости, ловкости…
– Как чувствует себя ее величество? – осведомился Остерман у Алексея Долгорукого.
– Опочивает, кажется, – ответил тот.
– Ну, ничего, я разбужу ее! – улыбнулся Остерман.
Долгорукий не выдержал и спросил:
– Скажите, наш великий оракул, [51] о чем это вы столь продолжительно беседуете с императрицей?
– А вас почему это так интересует, ваше сиятельство? – насмешливо улыбнулся Остерман.
Долгорукий смешался, но тотчас ответил:
– Нет, я просто так полюбопытствовал.
– Вступая на престол, Анна Иоанновна желает поучиться кое-какой государственно-политической мудрости, – продолжал Остерман. – Зная меня, как опытного в сих делах дипломата, она и выразила требование, дабы я обучал ее…
51
Так величали Остермана при дворе.
– Гм… – ухмыльнулся в бороду Долгорукий. – Особенно чего же ей стараться? Делами государственными не одна она, чай, будет ведать.
Остерман шепнул на ухо Долгорукому:
– Да она и совсем не будет ведать ни о чем, князь Алексей. Разве мы не связали ее по рукам и по ногам?
Лицо Долгорукого просветлело.
– Значит, вы в нашей партии? – воскликнул он.
– А то в чьей же? Разве я – не член Верховного тайного совета? Или вы исключили меня оттуда?..
Тут Долгорукий крепко пожал руку великого дипломата и произнес:
– В таком случае надо действовать заодно. Ведомо ли вам, великий оракул, что по Москве ходят по рукам подметные письма?
– Ведомо!.. – спокойно ответил Остерман.
– А
Остерман вместо ответа вынул листок бумаги и, протянув его Долгорукому, спросил:
– Одно из этих, князь Алексей?
Долгорукий обомлел. Он несколько секунд молчал, а потом тревожно воскликнул:
– И вы, Остерман, столь спокойно относитесь ко всему этому?
– Я никогда не волнуюсь и не теряю головы. Опасность велика, я знаю это. Но ведь мы настороже, князь?
– А если нас осилят? Если мы проморгаем? – заволновался Долгорукий. – Вот, например, знаете ли вы, кто является первыми смутьянами? Знаете ли вы, кто волнует народ, войско и дворянство?
– Знаю. И не только знаю понаслышке, но каждый день вижусь и разговариваю с ними, – проговорил Остерман.
– Кто же они, если вы их знаете? – забыв всякую осторожность, закричал Долгорукий.
– Волынский [52] и князь Черкасский, – отчеканил Остерман.
– Так ведь их надо схватить, арестовать… сослать… четвертовать!.. Чего же вы медлите?..
52
Волынский Артемий Петрович (1689–1740) – государственный деятель. Выдвинулся при Петре I, когда был казанским губернатором и дипломатом. В период господства Меншикова попал в немилость, а при Анне Иоанновне снова возвысился. Возглавил дворянскую группировку, выступая против немецкого господства. Но большинство сановников не поддержало его. Он был обвинен в попытке государственного переворота и казнен в 1740 г. А. П. Волынский – герой известного романа И. И. Лажечникова «Ледяной дом».
Ироническая улыбка пробежала по губам Остермана.
– Вы ошибаетесь, князь Алексей!.. – промолвил он. – Каждый раз, как они являются ко мне, я получаю от них драгоценные сведения. Ведь они считают меня своим сторонником и потому вполне откровенны со мной. А мне, всем нам необходимо быть в курсе их замыслов, знать настроение и большинства дворянства, и войска. Поэтому вы не волнуйтесь: я не пропущу нужного момента. Я вам скажу больше: я арестую даже Бирона… А знаете, почему и для чего?
Долгорукий насторожился.
– Для того чтобы его место на время занял князь Иван Долгорукий… – еле слышным шепотом произнес Остерман. – Анна Иоанновна – женщина, и притом с пылким темпераментом. Вы понимаете?.. Раз князь Иван сблизится с ней – она очутится в ваших руках. А вы… вы не забудете моей услуги, Долгорукий?..
– О! – вырвалось у того. – Все поделим!
– Я знал, что вы, как умнейший человек, поймете меня. Ну, теперь я иду к государыне. Смотрите, чтобы никто не помешал нашему свиданию. Предупредите князя Ивана, растолкуйте ему…
– Все исполню, все… – довольным голосом пробормотал Долгорукий.
XIV. «Уроки» Остермана
– Ваше величество, где вы? – тихо спросил Остерман, входя в красную гостиную.
Он поводил глазами, но нигде не видел заточенной императрицы.
Портьера распахнулась, и из спальни вся в слезах, угрюмая, понурая вышла Анна Иоанновна.
– Что же это такое? – не здороваясь, накинулась она на своего «тайного руководителя». – В ловушку меня заманили? Да? В капкан засадили?..