Герман Геринг — маршал рейха
Шрифт:
Новый рейхстаг собрался в среду 13 июня 1928 года, и Карин, сияющая от гордости, расположилась на галерее, чтобы увидеть, как будет заседать ее любимый Герман.
«Герману отвели прекрасное место, рядом с генералом фон Эппом из Баварии, — написала она на следующий день маме. — Они сидят каждый за своим столом значительно впереди остальных… Но как тягостно видеть на другой стороне от них так много красногвардейцев — они добились неслыханного успеха и заняли огромное количество мест в рейхстаге. Они все одеты в свою униформу, носят еврейские звезды Давида, красные звезды, что одно и то же, и красные нарукавные повязки. Все эти типы по большей части молодые, драчливые и имеющие совершенно криминальную внешность. Исключая партию Гитлера,
Вечером того дня, когда открылся рейхстаг нового состава, Геринг выступал главным оратором на «победном» митинге национал-социалистической партии в Берлине, на который пришли пять тысяч человек. По сравнению с его предвыборными речами это было аргументированное представление программы нацистов по искоренению бедности в стране и выдвижению Германии на достойное ее место среди других держав. Когда он сел на место, разразились оглушительные овации, и тогда он снова поднялся и сказал:
— Если вы теперь нас так поддерживаете, то почему вас не было на выборах? В следующий раз сделайте так, чтобы все, кого вы знаете, голосовали за нас: ваши жены, ваши родители, сестры, сыны и дочери, ваши подруги и незаконные дети, если они уже достаточно взрослые!
Последовала еще более восторженная реакция слушателей, и Геринг с Карин отправились домой, весьма довольные собой. Там Герман обнаружил письмо от старшего сына бывшего кайзера, кронпринца Фридриха Вильгельма, поздравлявшего его с избранием. «Ваш выдающийся талант, Ваше мастерство в обращении со словом и Ваша физическая сила — вот что необходимо для Вашей новой профессии народного представителя», — писал он.
— Что он под этим подразумевал? — спросила Карин мужа.
Геринг ухмыльнулся и ответил, что Фридрих Вильгельм думал обо всех тех молодых мускулистых коммунистах, которые теперь заполонили рейхстаг, и о драках, которые они начнут затевать с нацистами.
«Герман теперь так ужасно занят, — писала Карин маме в июне, — что теперь я вижу его, только когда он вбегает и выбегает. Но все свободное время он уделяет мне, и мы по крайней мере едим вместе. Впрочем, я не помню, чтобы мы оставались с ним наедине хотя бы за одним блюдом — у нас тут всегда люди, причем никогда не бывает меньше трех. Но мне нравится быть здесь, в Берлине. Я люблю этих людей и люблю эту страну гораздо сильнее, чем любую другую, за исключением Швеции».
Далее она сообщала, что Геринг, став членом рейхстага, не прекратил своей прежней работы, что он по-прежнему является доверенным лицом нескольких авиационных фирм, по-прежнему представляет здесь шведского производителя парашютов, и «в воскресенье или понедельник мы улетаем на несколько дней в Швейцарию — в Цюрих и Берн. Германа попросили дать несколько лекций, а кроме того, он должен произвести демонстрацию парашюта Торнблада. Было много несчастных случаев (с другими парашютами), и Герман собирается показать возможности Торнблада».
Через несколько дней она организовывала в Берлине завтрак для группы швейцарских генералов, майоров и лейтенантов, которые приехали для дальнейших переговоров, и сожалела, что его нужно было давать в ресторане, что было гораздо дороже, чем трапезничать дома.
Хотя теперь их финансовое будущее выглядело значительно более обнадеживающим, у них оставались долги с прошлых лет, и они напрягали все свои ресурсы.
«Как это будет чудесно, когда у нас появится собственный дом! — писала Карин. — Трудно мириться с тем, что каждый раз нам приходится продавать вещи по таким смехотворно низким ценам. Здесь, в Берлине, все очень дорого. В ресторанах приходится значительно переплачивать даже за хлеб, а в магазинах все стоит гораздо дороже, чем в Швеции».
Но судьба переменчива, и скоро у Карин Геринг не осталось причин жаловаться на нехватку денег. Прежде всего, Гитлер ещё раз признал ее мужа одним из наиболее ценных членов партии и решил использовать его ораторские таланты на всю катушку. Его включили
— Его репутация как героя воздушной войны была хорошо известна, — впоследствии говорил он, — а его послевоенный опыт — полетов на самолетах, продажи двигателей и посредническая деятельность — позволял ему хорошо разбираться в проблемах авиации и воздушного транспорта. Мы знали, что он с энтузиазмом станет содействовать нам в достижении наших целей.
Скоро Мильх и его жена стали бывать в гостях в доме Герингов.
— С самого начала, — рассказывал годы спустя Мильх, — мы почувствовали расположение к фрау Карин Геринг, которая имела очевидное влияние на своего мужа, что проявлялось самым лучшим образом. В близком кругу Геринг был спокойным и дружелюбным, даже если иной раз и произносились резкие слова, и мне сразу было видно, когда он начинал хвастать. Я уже сталкивался с его тщеславием и огромным самомнением и знал, что любой, кто заденет его самолюбие, пожалеет об этом.
С этого времени выдающиеся ораторские таланты Геринга стали употребляться в рейхстаге и на пользу «Люфтганзы» — в обмен на тысячу марок ежемесячно. Вместе с его жалованьем в рейхстаге и субсидиями партии на такую же сумму это дало Герингам возможность наконец купить дом, о котором так мечтала Карин. Они приобрели дом на Баденшештрассе, и Карин настолько поглотили выбор обстановки, поездки с Герингом на митинги и устраивание завтраков и обедов для коммерсантов, князей, политиков и банкиров, с которыми они теперь встречались, что у нее совсем не осталось времени для писем маме.
Наконец 21 февраля 1929 года, после нескольких недель молчания, она отвлеклась от дел и написала:.
«В последнее время ужасно много всего, что надо обдумать, устроить и уладить… Даже сегодня Герман выступает со своей первой большой речью в рейхстаге, так что у меня не очень много времени для письма — естественно, я должна быть там, чтобы слушать его. Вечером он держит речь в Берлинском университете перед студентами из самых различных партий. Больше половины из них уже национал-социалисты, и я надеюсь, что он сумеет убедить и всех остальных! Завтра он будет выступать в Нюрнберге, а потом отправится в десятидневную поездку по Восточной Пруссии, где у него намечены двенадцать выступлений в двенадцати различных местах. Весь дом полон политиков, и это доставляло бы ужасное беспокойство, если бы не действовало так возбуждающе».
К этому времени задачей Германа Геринга стало разъяснять новую политику партии, что призвано было создавать о нацистах впечатление как о респектабельных, «цивилизованных» буржуа и привлечь к ним внимание и симпатии влиятельных людей в Германии — таких, как крупные промышленники, банкиры, а также разные князья, графы и прочие аристократы, преклонение перед титулами которых ничуть не уменьшилось из-за падения монархии. Первым перед завораживающими речами Геринга не устоял принц Август Вильгельм, второй сын изгнанного кайзера. Скоро Геринг уже запросто называл принца Ави, однако Карин все же предпочитала придерживаться более официального обращения. Ее самыми близкими друзьями в Берлине теперь стали князь и княгиня цу Вид, которых пленили красота и обаяние Карин, притягивали энергия и энтузиазм ее мужа, а цели национал-социалистов вызывали сочувствие. Эти контакты расширили окружение Герингов, и скоро за обеденным столом в доме на Баденшештрассе можно было видеть лица, имена которых имелись в «Альманахе де Гота» или справочнике «Кто есть кто в Германии».