Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха
Шрифт:
Геринг следил за развитием событий издалека: он находился в Каринхалле, где проводил праздники в кругу семьи. Туда были приглашены все его старые соратники, там же незадолго до Нового года появился незваный гость. «Вечером накануне Нового года к нам явился Геббельс, совсем один, – вспоминала Эмма Геринг. – Я никогда не видела его таким огорченным, таким изможденным, таким подавленным. Хотя в то время только он один мог найти слова, которые воспламеняли миллионы людей, вселяя в них веру в победу!
– Я испытываю неописуемый страх при мысли, что мне придется убить моих детей, – сказал он.
– В этом нет никакой необходимости, – довольно грубо возразил мой муж.
– Я уже сжег все мои рукописи, – прибавил Геббельс. – Это несомненно преждевременно, – заметил муж спокойно, но с большой уверенностью в голосе.
– Вы вернули мне проблеск надежды! – сказал Геббельс, пристально глядя на него.
Я вмешалась в разговор – спросила у Германа: – Скажи честно, ты веришь в то, что мы еще сможем выиграть эту войну?
На мгновение замявшись, он ответил: – Не знаю! Правда не знаю! Но не могу себе представить, что мы проиграем! У Гитлера, несомненно, есть еще карта в рукаве – вполне вероятно…»
Но Эмма Геринг описала еще один эпизод, который, по ее словам, имел место в двадцатых числах декабря. Она рассказала, что ее муж поехал
– А если ты все-таки это сделаешь? – проговорила я после некоторого молчания.
– Что сделаю? Заключу перемирие? – Да. – А что потом будет с тобой и Эддой? – Не думай о нас. Наступило молчание, потом я нарушила его, сказав: “Герман, ты должен знать, что тебе следует сделать!” Но для него было немыслимым делом нарушить данную фюреру клятву верности […] даже тогда, когда Гитлер перестал быть его другом и не доверял ему, как раньше».
Эмма Геринг явно ошиблась со временем, так как 10 декабря 1944 года Гитлер покинул Берлин, уехав в свою ставку близ Бад-Наухайма, и вернулся только в середине января 1945 года. Но, по сути, содержание изложенного ею разговора, покорность Геринга и злость Гитлера делают рассказ Эммы вполне правдоподобным. Тем более что ее слова подтверждает такая запись в дневнике начальника Генерального штаба люфтваффе Карла Коллера: «Осенью 1944 года к Герингу поступило обращение из Швеции, и он сразу же ухватился за возможность исследовать все пути, которые ведут к миру. Но предварительно сообщил об этом Гитлеру, который запретил ему проявлять какую бы то ни было инициативу в данном направлении, грубыми словами пригрозив ему немедленной отставкой в случае неповиновения. Поэтому Геринг не посмел заниматься этим делом и прекратил всякие попытки сблизиться с представителями иностранных государств» [585] .
585
В конце апреля 1945 года Гитлер сам вспомнил об этом разговоре, и с его слов следует, что он состоялся в конце октября или начале ноября 1944 года. Но маловероятно, что при разговоре присутствовал Геббельс, поскольку в его дневнике ничего об этом не сказано.
Так что война продолжилась, и военная ситуация складывалась явно не в пользу вермахта: 26 декабря, когда 3-я армия генерала Паттона заставила немцев отступать и деблокировала Бастонь, стало ясно, что наступление в Арденнах провалилось [586] . Но Гитлер, не желая сдаваться и с целью облегчить отступление немецких войск, приказал ударами под основание выступа в районе к северу от Страсбурга окружить и уничтожить соединения 7-й американской армии, чтобы в последующем развить наступление на запад. Начавшаяся в первый день нового, 1945 года операция «Северный ветер» стала последним организованным наступлением вермахта на Западном фронте. И самым бесполезным: продвинувшиеся на двадцать километром немецкие колонны были остановлены на дальних подступах к Страсбургу и ничем не смогли помочь немецким войскам в Арденнах. В этот же день более одной тысячи истребителей и бомбардировщиков люфтваффе осуществили массированный удар по передовым аэродромам союзной авиации во Франции, в Бельгии и Голландии, где сотни самолетов стояли открыто, без маскировки и без особого прикрытия (операция «Боденплатте»). На первый взгляд немцы одержали крупную победу: 400 самолетов противника были полностью уничтожены и еще 170 сильно повреждены. Но на самом деле цена успеха оказалась запредельной, потому что сначала нападавшие подверглись обстрелу средств ПВО, призванных сбивать самолеты-снаряды «Фау-1», затем им пришлось иметь дело с вызванными на подмогу «мустангами» и «спитфайрами», а в довершение всего они при возвращении на базы попали под огонь зениток немецкой ПВО, которую не оповестили о сверхсекретной операции… И поэтому итог оказался катастрофическим: Королевские ВВС Великобритании и ВВС США понесли только материальные потери, которые союзники могли легко восполнить, в то время как люфтваффе потеряло триста лучших летчиков, и от таких потерь оно уже не смогло оправиться.
586
Немцы потеряли 100 000 солдат, 500 танков и 800 самолетов.
Это довольно сильно огорчило рейхсмаршала, который следил за развитием боевых действий в Арденнах из своего специального поезда, стоявшего неподалеку от полевой ставки Гитлера. Геринг опять стал для Гитлера искупительной жертвой, и позже он признался: «Все было так бессмысленно, что я подумал: поскорее бы все это закончилось, чтобы я смог покинуть этот сумасшедший дом». Но битва продолжалась, потому что Гитлер не желал признавать свое поражение, и в Арденнах, как и в Эльзасе, немецкие войска еще проводили контратаки. Поэтому Геринг считал себя обязанным оставаться неподалеку от фюрера, стараясь при этом вернуть себе его расположение. Девятого января 1945 года генерал Гудериан явился к Гитлеру с данными – картами и таблицами, – чтобы доказать возможность наступления советских войск крупными силами и в очередной раз потребовать подкреплений Восточному фронту. Сопровождавший его адъютант так описал то, что произошло потом: «Гудериан привел данные воздушной разведки, […] упомянув о том, что на аэродромах вблизи Вислы и границы Восточной Пруссии сосредоточены 8000 советских самолетов. Тут Геринг прервал его, ударив кулаком по карте: “Не верьте этому, мой фюрер, у советских ВВС нет такого количества самолетов! Это всего лишь макеты”. Кейтель, не зная деталей
Эта ставшая уже привычной игра в дурачка и вечное подчинение решениям своего властелина ничего не приносили рейхсмаршалу, который в течение нескольких следующих дней услышал грубые оскорбления в свой адрес. Фюрер однажды заставил его стоять по стойке «смирно», в то же время любезно усадив в кресло фельдмаршала фон Рундштедта… Дело было в том, что Адольф Гитлер сильно рассердился на своего верного паладина, о чем и сказал своему министру пропаганды. «Фюрер считает Геринга беспримерным иллюзионистом, который уже не может вернуться в реальность, – записал Геббельс в дневнике 4 января 1945 года [587] . – Вместо того чтобы признать свои ошибки, он старается их скрыть, чем только усугубляет их последствия». А это приводило к новым конфликтам. И вот вечером 10 января, больше не в силах все это терпеть, рейхсмаршал поехал к себе в имение. Правду сказать, у него имелся и другой повод для отъезда: до его 52-летия оставалось всего двое суток…
587
Но когда Геббельс посоветовал Гитлеру «окружить Геринга сотрудниками из числа известных национал-социалистов», фюрер ответил, что это бесполезно, так как «Геринг не потерпит в своем окружении сильные личности».
Празднование дня рождения Геринга в Каринхалле прошло с традиционным размахом. Кроме родственников, ближайших сотрудников, старых знакомых, обычных придворных, зависимых промышленников и некоторых дипломатов стран Оси присутствовал и генерал-фельдмаршал Мильх, который приехал неожиданно и был очень плохо принят именинником [588] . Гости всячески старались оживить обстановку, привезли множество подарков. Шампанское, коньяк, виски и вина текли рекой, беспрестанно произносились выразительные речи. Для седьмого года войны банкет был вовсе не спартанским: русская икра, утки и фазаны из Шорфхайде, лосось из Данцига, гусиная печень из Франции, не говоря уже о закусках… Но Геринг оставался мрачным и задумчивым. Оставив на некоторое время толпу гостей, он подошел к жене и сказал: «Эмма, я нахожусь в отчаянном положении. Если я решу покончить с этим, последуешь ли ты за мной?» Эмма ответила: «Конечно, Герман, я последую за тобой, куда бы ты ни пошел…» Геринг прервал ее: «Бежать – подло… Я останусь до самого конца!»
588
Через три дня Мильх получил уведомление о том, что он освобожден от последней должности в люфтваффе – главного авиационного инспектора. Поистине, рейхсмаршал был очень мстительным человеком…
А конец был уже близок: в тот же день, 12 января, советские войска перешли в наступление на огромном фронте от Балтийского моря до Карпатских гор…
XV
Вынужденная посадка
Немецкие разведывательные службы предсказали крупное наступление советских войск 12 января, но его размах стал для всех неожиданностью: на фронте протяженностью более 1200 километров от Вислы и Нарева 2,5 миллиона солдат и 7000 танков под прикрытием 6500 самолетов устремились в направлении Богемии и Моравии, Силезии, Померании и Восточной Пруссии. Для сдерживания этого мощного вала вермахт располагал всего 500 000 солдат и 500 танками, а люфтваффе ценой неимоверных усилий смогло задействовать 1875 самолетов (в их числе было только 360 истребителей), рассредоточенных от Литвы до Чехословакии. Поэтому советские войска продвигались хорошими темпами: на юге 4-й Украинский фронт Петрова прошел через всю Слова-кию и двигался на Богемию. Первый Украинский фронт Конева продвигался на Краков и Кельце. В центре 1-й Белорусский фронт Жукова двигался к Лодзи и Варшаве. Севернее него 2-й Белорусский фронт Рокоссовского переправился через реку Нарев и наступал на Восточную Пруссию, взаимодействуя с 3-м Белорусским фронтом Черняховского, наступавшего в направлении Кёнигсберга. Таким образом, в центре немецкой обороны образовалась брешь шириной 320 километров, куда и устремились более 200 советских дивизий…
Но Гитлер лишь 16 января покинул «Орлиное гнездо» и вернулся в Берлин. А отданные им приказы оказались крайне непоследовательными: всякое отступление запрещалось, дивизия «Великая Германия» должна была отправиться в район Кельце, чтобы воспрепятствовать прорыву русских в направлении Познани [589] , снятая с Западного фронта 6-я танковая армия СС Зеппа Дитриха направлялась вовсе не на линию Одера, а на оборону Будапешта, оказавшегося в окружении в результате наступления Красной армии на северо-западе Венгрии. Двадцать две немецкие дивизии, бездействовавшие в Курляндии, получили приказ оставаться на месте, несмотря на острую нехватку войск в Верхней Силезии, Померании и Восточной Пруссии [590] . Для борьбы с советскими танками Гитлер потребовал немедленно сформировать дивизию велосипедистов, вооруженных гранатами и панцерфаустами [591] ! Наконец, он снял с должности и отправил в резерв генералов, отдавших приказ о тактическом отходе [592] . А также назначил командующим новой группы армий «Висла», которая получила задачу остановить стремительно двигающиеся войска маршала Жукова, Генриха Гиммлера, специалиста по полицейским репрессиям, полностью лишенного военных дарований и опыта…
589
Переброска дивизии на расстояние 370 километров заняла бы не менее двух недель и оставила бы Восточную Пруссию без защиты. Помощь подоспела бы слишком поздно и не смогла бы выправить положение.
590
В Норвегии стояли еще 350 000 солдат, которые абсолютно ничего не делали, но Гитлер держал их там, опасаясь высадки британцев…
591
Панцерфауст – немецкий гранатомет однократного использования.
592
Соответственно, генералы Гарпе, Рейнхардт и Госсбах.