ГЕРМАНИЯ НА ЗАРЕ ФАШИЗМА

Дорпален Андреас

В ближайшие дни партийным лидерам были посланы приглашения для участия в консультациях. Результат разочаровал. Социал – демократы отказались явиться к канцлеру, которого считали виновником развала правительства Брауна – Северинга. Торжествуя по поводу неудач Гитлера, социал – демократы уверились, что их главным оппонентом теперь является Папен, а не фюрер. Дважды потерпев провал на избирательных участках, канцлер, по их мнению, утратил право вести переговоры и должен немедленно подать в отставку. Правда, имени преемника социалисты не называли, довольствуясь нападками на канцлера, и не более того. К тому же они не сомневались: что бы ни случилось, Гинденбург не назначит на этот пост Гитлера.

Партия «Центра» также была намерена вынудить Папена покинуть канцелярию. Каас предупредил канцлера, что страна двигается к революционной ситуации, имеющей много общего с 1918

годом. Единственным гарантом стабильности Каас считал правительство, опирающееся на большинство в рейхстаге. Он был уверен, что при условии принятия должных мер предосторожности даже правительство, возглавляемое Гитлером, предпочтительнее президентского кабинета, возглавляемого непопулярным Папеном. В отличие от «Центра» Баварская народная партия первоначально была намерена поддержать Папена, но, убедившись в его непопулярности, тоже решила, что он должен уйти в отставку. Таким образом, безусловную поддержку канцлеру оказали только Немецкая национальная партия и Немецкая народная партия.

Все зависело от позиции нацистов. Однако Гитлер, как и его враги – социалисты, отказался вступать в прямые переговоры с Папеном. Все еще не забыв о злосчастном дне 13 августа, лидер нацистов не желал будить в своих последователях напрасные надежды. Иначе их опять постигнет разочарование, поскольку его требование предоставить ему пост канцлера выполнено не будет. С другой стороны, он не желал, несмотря на все неудачи последнего времени, занимать подчиненное положение в руководимом Папеном правительстве. Учитывая упадок партии, фюрер опасался, что, став вторым человеком в правительстве, он быстро окажется оттесненным на задний план. Кроме того, он не хотел, чтобы его снова обошли, как это было 13 августа, в войне публикаций. Он потребовал, чтобы все дальнейшие переговоры велись в письменной форме и были обнародованы. С оглядкой на будущих читателей (в том числе президента), Гитлер предупредил Папена, что не может быть продуктивного обмена мнениями, если он, Папен, не готов взять на себя ответственность за свои поступки. Возлагать вину за провал переговоров 13 августа на восьмидесятипятилетнего президента и тем самым втягивать его в противостояние было не только непорядочно, но и являлось нарушением «священного» правила взаимоотношений между главой государства и его министром, по которому последний защищает своего «суверена» во всех политических делах.

После обращения к партиям Папен снова собрал свой кабинет 17 ноября. Он ясно представлял себе следующий шаг: правительству придется уйти в отставку. Именно это он и посоветовал своим коллегам, потому что правительство «национальной концентрации» под его руководством создано быть не может. И хотя президент желает, чтобы кабинет продолжал работать, министрам придется покинуть свои посты. У президента должны быть полностью развязаны руки, когда он снова попытается собрать «национальные» силы. Если он не достигнет успеха и снова призовет их, министры должны быть готовы служить дальше.

Большинство членов кабинета согласилось с Папеном. Шлейхер тоже считал, что враги не должны иметь повод назвать попытку президента создать новый кабинет неискренней, театральной. А если она все же не увенчается успехом, кабинет будет готов продолжить служение отечеству. В этом случае, подчеркнул Шлейхер, кабинет должен получить право прибегать к «<крайним мерам».

В тот же вечер Папен представил президенту отставку кабинета. Гинденбург поинтересовался, действительно ли существует необходимость побеседовать с партийными лидерами. Он желает работать только с президентским правительством, и ни с каким другим. Папен объяснил, что попытаться стоит хотя бы для того, чтобы окончательно убедиться: парламентского большинства не существует. А если это явится неоспоримым фактом, следующий президентский кабинет сможет успешно работать, получив больше полномочий.

И Гинденбург снова вынужден был пройти через тяжелейшее испытание – принять партийных лидеров. Были приглашены руководители Немецкой национальной партии, «Центра», Немецкой народной партии, Баварской народной партии и, конечно, Гитлер. Поскольку социал – демократы отказались встретиться с Папеном, их отказ стал достаточным основанием не приглашать их и на встречу с президентом. Сами социалисты не стали просить аудиенции у президента, чтобы довести до его сведения свои взгляды. Переговоры с остальными буржуазными партиями, теперь превратившимися в очень маленькие отколовшиеся группы, были сочтены бессмысленными. Коммунистов, всегда выдвигавших собственные неприемлемые условия, и раньше на консультации не приглашали.

Вести подобные дискуссии Гинденбургу всегда было тяжело, но теперь это стало для него непосильным. Мейснер записал все вопросы, которые президенту предстояло задать своим посетителям, а также реплики, которые он должен был произнести после их выступлений. Последнее замечание маршала было намеренно туманным: пока он не может сказать ничего определенного, поскольку должен переговорить с представителями других партий. Позднее он их вызовет еще раз – по одному или всех вместе. По двум вопросам подготовленный ответ был совершенно недвусмысленным: «<Я ограничусь тем, что скажу, что ни при каких условиях не отдам правительство снова в руки партий. Не стану я и назначать правительство, сформированное партиями и подавляемое ими. Также я буду всеми силами стремиться сохранить союз рейха и Пруссии».

Как и следовало ожидать, переговоры не привели к принятию решения. Партийные лидеры не смогли предложить ни одного конструктивного совета. Гугенберг, Каас, Дингельд и Шеффер согласились с тем, что необходимо сохранить авторитарное правительство и ослабить рейхстаг. Они также одобрили концентрацию всех «(национальных сил», чтобы на них могло опереться такое правительство. Все согласились и с тем, что нацистов надо ввести в правительство, но, кроме Кааса, сомневались, что Гитлера можно назначить канцлером. Гугенберг, у которого был самый большой и весьма неприятный опыт общения с Гитлером, высказал самые серьезные опасения. «Я не заметил у Гитлера желания выполнять свои обещания, – заметил он. – Его способ решения политических вопросов заставляет усомниться, можно ли ему доверить политическое лидерство. У меня имеются самые серьезные возражения». Все были согласны, что выбор канцлера – прерогатива президента и, когда он примет решение, партийные лидеры не станут его оспаривать. Никто не сказал об этом прямо, но все понимали: время, когда партии являлись творцами политики, ушло в прошлое.

Причиной готовности Кааса принять Гитлера в качестве канцлера являлось опасение, что диктатура Папена, не пользующегося народной поддержкой, приведет страну к гражданской войне. «Нас ждет ужасная зима, – говорил он президенту. – Двенадцать миллионов немцев выступают против правительства справа и тринадцать с половиной миллионов – слева. Национальное единство, включающее национал – социалистов, является необходимостью». Он настаивал на проведении основательных, спокойных и серьезных переговоров с ними, потому что стоящие перед страной проблемы не могут быть решены на поспешных коротких встречах, и утверждал, что этого хочет вся страна – и деловые круги, и промышленники, и аграрии. Причем переговоры не должны прерываться только потому, что одной стороне не понравилось что – то, сказанное другой, – такие трудности придется урегулировать партийным лидерам. «Необходимость в положительном исходе так велика, что я считаю настоящей трагедией, если и эти переговоры станут пустой формальностью и если они прервутся в тот момент, когда нацисты отвергнут очередное предложение. <..> Мы поддержим президента, если будут выдвинуты требования, которые он сочтет неприемлемыми, но мы также просим президента пойти на все уступки, на которые он сможет пойти, не поступаясь своими основными убеждениями». Если такие переговоры все же окажутся неудачными, нация должна убедиться, что ответственность за это не лежит на руководстве рейха.

Прелат предложил Гинденбургу выбрать человека, которому он может доверить вести переговоры, предпочтительно не являющегося потенциальным кандидатом на пост канцлера. Он был уверен, что прогресс по самым актуальным вопросам, нечто вроде «соглашения доверия», может быть достигнут тремя или четырьмя решительными партийными лидерами. Издавать чрезвычайные декреты и распускать рейхстаг недостаточно, чтобы провести страну через тяготы грядущей зимы. Необходим президентский кабинет, который одновременно опирался бы на поддержку, пусть и временную, большинства рейхстага.

За настойчивостью Кааса также стояло опасение, что неприятие нацизма будет способствовать усилению коммунистов. Результаты выборов, принесшие коммунистической партии 100 мест в парламенте, стали потрясением для многих. Изолированные и не имеющие влиятельных друзей коммунисты представляли значительно меньшую угрозу, чем нацисты, но их всеобъемлющая критика существующего порядка вызывала особенно сильные опасения, что позволяло нацистам казаться меньшим злом. Более того, нацисты умело поддерживали и приумножали эти опасения, настойчиво подчеркивая, что их неудачи на выборах не являются основанием для ликования их буржуазных противников. Геббельс писал в «Ангриф»: