Германия в ХХ веке

Ватлин Александр Юрьевич

Вернувшись в Лондон, Чемберлен заявил: мир обеспечен на целые поколения. Гитлер действительно заключил специальные соглашения о сохранении мира с Великобританией и Францией. Утверждение советской историографии о том, что лидеры этих государств в Мюнхене рассчитывали повернуть германскую агрессию на Восток, следует отнести к разряду пропагандистских штампов. И после событий марта 1939 г. СССР и Германия не имели общей границы, а лежащая между ними Польша являлась слишком ценным объектом для того, чтобы воспользоваться ею как новой приманкой для Гитлера. Политика Запада заслуживает серьезных упреков за другое – за нежелание признать реальность германской агрессии в Европе и пассивно-оборонительные настроения. Чемберлен и его французский коллега Эдуард Даладье продолжали мерить Гитлера собственным аршином, они всерьез воспринимали его стремление собрать всех немцев в границах «рейха» и ждали, что он успокоится, решив этот вопрос.

Гитлеру

нравилось обманывать своих партнеров по Мюнхенскому соглашению, которых он в застольных разговорах именовал не иначе как «жалкими червяками». В марте 1939 г. вермахт оккупировал Чехию, на территории которой был образован протекторат Богемии и Моравии. Получившее формальную независимость словацкое государство также оказалось вассалом Германии. После того, как «собирание немцев» уступило место неприкрытым аннексиям, мировое сообщество вычеркнуло нацистский «рейх» из числа своих членов. Ослепленный легкостью собственных успехов, Гитлер не заметил этой перемены. Аппетит приходит во время еды, и он продолжает наращивать темпы дипломатической подготовки новых завоеваний. В апреле 1939 г. Гитлер разрывает соглашение о соотношении военноморских флотов с Великобританией, подписанное менее чем за четыре года до этого, открыто выдвигает претензии на бывшие колонии Германии. 22 мая 1939 он подписывает Стальной пакт с Муссолини, уже захватившим Албанию.

Следующая цель гитлеровской агрессии не вызывает сомнений – это Польша, государство, воссозданное в рамках Версальской системе, где также проживало немало этнических немцев. Гитлер прибегает к излюбленному приему, грозя и обещая одновременно. После того, как Польша отвергла его утопические предложения союза против СССР и участия в разделе Украины, Гитлер наращивает претензии к ней самой – предоставление экстерриториального коридора в Восточную Пруссию, возвращение находящегося под контролем Лиги наций крупного порта Данциг. Дипломатическая атака прикрывает развертывание армии вторжения. План «Вайс», содержавший детали военной операции против Польши, был подписан Гитлером уже 11 апреля 1939 г.

Трудно найти рациональные объяснения гитлеровской спешки с завоеваниями 1938-1939 г. В конце концов, в рамках четырехлетки он ожидал перестройки немецкой экономики на военный лад и появления боеспособного вермахта лишь к исходу 1940 г. Как азартный хищник, не успев переварить одной добычи, Гитлер набрасывался на другую. Его главным врагом и союзником одновременно выступало время – рассчитывая обогнать своих противников, он панически боялся не дожить до воплощения своих планов. Постоянным рефреном выступлений Гитлера являлось утверждение, что «я могу быть в любой момент уничтожен каким-нибудь преступником, каким-нибудь идиотом». Все остальные препятствия не казались ему столь же существенными.

Самоуверенность нацистского вождя имела под собой серьезные основания. Население страны с восторгом встречало все новые подтверждения могущества Германии. На внешнем фронте дела обстояли как нельзя лучше. Мир был буквально загипнотизирован успехами Гитлера, правительства соседних стран оказывались перед ним в положении кролика перед удавом. Призывы к формированию единого фронта перед лицом нацистской агрессии звучали как глас вопиющего в пустыне. Каждое из государств-соседей, включая самых малых, уверяло себя, что она обойдет его стороной и даже пыталось извлечь выгоду из сложившейся ситуации (достаточно напомнить об участии Польши в разделе Чехословакии – через несколько месяцев ее собственная территория станет добычей не только Германии, но и СССР, Литвы и Словакии). Ведя масштабную дипломатическую игру, Гитлер не боялся идти на уступки, рассчитывая в ближайшем будущем получить все. Лишь весной 1939 г. последние оптимисты на Западе поняли неизбежность военного конфликта с гитлеровской Германией. Среди этих последних находились «миротворческие» лидеры Франции и Великобритании, которые несут свою долю ответственности за втягивание Европы во вторую мировую войну. В ответ на подписание Стального пакта Запад гарантировал неприкосновенность польских границ, но «по сравнению с 1914 г. Польша была слабой заменой России в политике окружения Германии» (Голо Манн). Наступив на горло собственной песне, Великобритания и Франция отодвинули на второй план свое неприятие сталинской диктатуры и начали переговоры о военном союзе с СССР.

Реакция Сталина на происходившее в Центральной Европе накануне второй мировой войны была более спокойной. Большевистская доктрина всегда исходила из ее неизбежности, а агрессивные действия Гитлера объективно срывали казавшиеся реальными планы «единого антисоветского фронта». У Сталина оказывались развязанными руки для того, чтобы опробовать обе альтернативы – либо достичь компромисса с западными державами для предотвращения германской агрессии, либо использовать ее для укрепления западных рубежей

СССР. В августе 1939 г. обе альтернативы сосуществовали буквально бок о бок, разделенные несколькими кварталами московских улиц. Кремль выставил себя на аукцион и напряженно следил за ростом ставок. После того, как западные державы решили, что обойдутся без непредсказуемого СССР, Сталин понял, что без Гитлера он окажется в опасной изоляции. 23 августа два главных диктатора ХХ века подписали пакт о взаимном ненападении.

Согласно секретному приложению к нему отказываясь от претензий на огромную территорию к востоку от Карпат, Буга и Немана, Гитлер выигрывал главное, что тогда его интересовало – гарантию от войны на два фронта. Пакт стал сенсацией только для тех, кто всерьез воспринимал взаимные пропагандистские атаки двух режимов. Не было большого секрета и в том, что стало ценой их внезапно возникшей дружбы. И тем не менее подписание пакта буквально всколыхнуло общественное мнение во всех европейских странах. Коммунистические партии, поклонники Советского Союза среди западной интеллигенции долго не могли оправиться от шока, для них погас последний луч надежды на Востоке. Напротив, сторонники теории «тоталитарного родства» России и Германии радостно потирали руки, считая, что теперь окончательно прояснилась линия фронта. В конечном счете ошиблись и те, и другие. Это был не брак по расчету, а скорее «водяное перемирие», которое автоматически заканчивалось с изменением погоды на континенте.

«Сейчас весь мир у меня в кармане», – ликовал Гитлер, узнав о подписании пакта. Если верить Герману Раушнингу, записывавшему застольные разговоры своего вождя, еще в 1934 г. тот сказал буквально следующее: «Вероятно, мне не избежать союза с Россией. Я придержу его как последний козырь. Но он не удержит меня от того, чтобы столь же решительно изменить курс и напасть на Россию после того, как я достигну своих целей на Западе. Глупо было бы думать, что мы всегда будем действовать прямолинейно… Мы будем менять фронты, и не только военные». О позиции и настроениях Сталина в августовские дни 1939 г. мы знаем гораздо меньше. Воспоминания его соратников говорят о том, что он выглядел успокоенным, считая, что ему удалось перехитрить Гитлера. На фотографии в момент подписания пакта он, стоя за спиной Риббентропа, даже улыбается. Вопрос о том, дал ли пакт зеленый свет войне или Гитлер не решился бы выступить против Польши, имея перед собой перспективу войны на два фронта, остается гипотетическим и по сей день. Так или иначе, Сталин не мог строить свою политику, исходя из надежды на оптимальный вариант – западноевропейские политики уже обожглись на собственном миролюбии. Он боялся, что после Польши Гитлер предложит мир Западу и двинется против СССР. И здесь пакт как продукт национального эгоизма давал стране и геополитическое пространство, и мирную передышку. Вряд ли правомерно взвешивать на одних весах полученные преимущества или утверждать, что «Сталин дал ослепить себя блеском немецких предложений» (И. Флейшхауер). Поставим точку после признания, что каждый из двух диктаторов видел в заключении пакта свой исторический шанс.

Тезису биографов о железной воле фюрера противоречит тот факт, что он несколько раз откладывал дату нападения на Польшу. Только 1 сентября 1939 г. соединения вермахта перешли ее границу. На сей раз предлогом было избрано нападение переодетых в польскую униформу эсесовцев на радиостанцию в пограничном немецком городке Глейвиц. К подобного рода провокациям со стороны «третьего рейха» мир уже привык, поэтому правительства Великобритании и Франции ультимативно потребовали от Германии отвести войска с территории Польши. 3 сентября срок ультиматумов истек, и началась вторая мировая война.

Историки спорят о том, был ли готов Гитлер к такому повороту событий, или рассчитывал, что Запад проглотит и эту агрессию. Сам он попытался реализовать следующий сценарий: получив в Польше необходимый плацдарм для продолжения агрессии на восток, попытаться сыграть на антисоветских настроениях западных держав. Открыто и тайно осенью 1939 г. Гитлер постоянно заявлял о своей готовности к достижению «вечного мира в Европе». Пойди Великобритания на эту сделку, и летняя кампания 1940 г. началась бы не на Западе, а на Востоке, и ее главной целью оказался бы Советский Союз, продемонстрировавший в ходе «зимней войны» 1939-1940 гг. свою слабость. Наличие пакта о ненападении не стало бы сколько-нибудь существенным препятствием для реализации подобного сценария – в любой момент на свет могли появиться его секретные статьи, выставлявшие геополитические амбиции СССР в крайне неприглядном свете. Но то, что оказалось возможным реализовать со Сталиным, не прошло по отношению к Чемберлену. Великобритания отдавала себе отчет в том, что в данной ситуации она связана с Францией общей судьбой. Для правительства последней подписание осенью 1939 – весной 1940 г. мирного договора было равносильно признанию гегемонии Германии в Европе.