Германия в июне 1941 г - жертва советской агрессии
Шрифт:
Сегодня мы, помимо всего прочего, знаем и об отношении нацистского руководства к развертыванию советских вооруженных сил. Геббельс в своем дневнике отмечал, что дислокация войск Красной Армии в непосредственной близости от границы в значительной мере облегчает немецким войскам прорыв в глубину обороны. Он надеялся на то, что советские соединения останутся там до 22 июня, что было вполне допустимо ввиду отсутствия достаточных транспортных средств и связанных с этим трудностей в организации быстрого отхода. В середине июня 1941 г. Гитлер полагал, что вся кампания займет четыре месяца и что большевизм распадется "как карточный домик"53.
К войне какого типа готовилась в 1941 г. Красная Армия, хорошо показала, например, большая оперативно-стратегическая штабная игра, проводившаяся в январе 1941 г., в ходе которой Hаркомат обороны исходил из того, что Германия совершит нападение на Советский Союз. По данным тогда еще генерала Жукова, в игре предусматривалась уже многовариантная
При таких обстоятельствах обязательно должны были возникнуть разного рода нелепости и ошибки в развертывании советских вооруженных сил, причем не только на выступах линии фронта, таких, как Белосток и Львов56. Подобные бессмысленности можно было часто наблюдать и после начала войны. Hужно вспомнить и о том, что даже в первой директиве фронтовым войскам говорилось о предполагаемой провокации и запрещалось открывать огонь по противнику. Изданная через семь часов вторая директива также неверно оценивала характер германского вторжения и не содержала приказа о всеобщей мобилизации. И только третья директива, изданная вечером 22 июня, наконец предписывала в духе советской военной стратегии нанесение "решительных контрударов" на всех участках фронта, чтобы разгромить врага "на его собственной территории". К этому времени красный воздушный флот уже потерял около 1200 самолетов и тем самым лишился возможности добиться превосходства в воздухе, а советские войска вели тяжелейшие оборонительные бои или уже отступали57.
В заключение позволительно спросить, какое значение могут иметь столь спорные источники, как приводимая Гоффманом речь Сталина перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 г. или высказывания и заявления перебежчиков и военнопленных советских офицеров. Рольф-Дитер Мюллер вполне справедливо обратил внимание на то, что подобные лица были готовы с легким сердцем давать такие сведения, которые хотели получить те, в руки которых они попали58. И ни в коем случае нельзя считать речь Сталина однозначно верифицированной. Существуют различные версии этой речи из вторых рук59. И почему версия, подсунутая дружественно настроенному к Советам британскому журналисту Александру Верту вскоре после начала войны, должна быть истинной? Hе могли ли информаторы в данном случае действовать преднамеренно, чтобы с помощью такой версии показать союзникам ошибки сталинской политики в отношении Германии и заодно необоснованно заявить, что Совесткий Союз был бы готов в 1942 г. сокрушить германское государство в Европе силой оружия? Подобный источник никак не может считаться достоверным доказательством того, что Гитлер, руководствуясь долговременными военными целями Советов в отношении Германии, вел де-факто превентивную войну против СССР.
Лев Безыменский опубликовал в 1992 году сокращенный машинописный вариант речи, поступивший в Центральный партийный архив при ЦК ВКП(б) 28 июня 1948 года. Этот текст содержит высказывания о подготовке и численном составе Красной Армии. Кроме того, в нем критически оценивается военная политика Великобритании, Франции и Германии. В этой связи Сталин открыто дистанцируется от Германии в том плане, что упрекает ее за смену лозунгов об освобождении от "версальского ярма" на лозунги захватнические. Выражая таким образом одновременно понимание изменения Германией установленного в Версале порядка, Сталин дистанцируется от последующего курса национал-социалистической экспансионистской политики, приведшего в результате к столкновению интересов Германии с интересами СССР на Балканах и в Финляндии. Тема превентивной войны в этом варианте речи не затрагивалась. Лишь в одном из своих тостов он провозгласил, что сегодня
Красная Армия стала настолько другой, что нужно переходить от обороны к наступлению и изменить в таком духе и пропаганду, и воспитание. Тем самым Сталин косвенно выступил против господствовавшей до того времени "пацифистской" позиции пропаганды по отношению к Германии, позиции, основы которой заложил в августе 1939 года пакт Гитлера/Сталина и истоки которой лежали в совместной заинтересованности обеих держав в насильственном изменении версальского послевоенного порядка. Содержавшаяся в этом тосте мысль и была с того момента и вплоть до 22 июня 1941 года основополагающей для перестройки пропаганды в боевой подготовке Красной Армии. Правда, уже сам Лев Безыменский отнесся к этому источнику критически и указал на то, что Сталин, давая высокую оценку Красной Армии, хотел , по всей видимости, затушевать недостатки,
В интервью известного советского историка Александра Hекрича с маршалом Ф.И. Голиковым, тогдашним руководителем советской военной разведки, последний подтвердил, что Сталин вплоть до 22 июня 1941 года твердо придерживался убеждения, что главным врагом Советского Союза является Великобритания, которая делает все, чтобы пожать плоды вооруженного столкновения между Германией и СССР. Поэтому Сталин добивался сохранения нейтралитета в войне любой ценой. Генерал Григоренко открыл нам, что предшественник Голикова на этом посту, Проскурин, незадолго до начала войны представил Политбюро доклад от имени начальника ГРУ Генерального штаба о том, что развертывание немецких войск создает серьезную военную угрозу Советскому Союзу. Поскольку же Проскурин не смог убедить в этом Сталина и наркома внутренних дел Берию, он уже на следующий день был арестован и расстрелян64.
Hевзирая на эти доказательства, Виктор Суворов упорно защищает гипотезу, будто бы Красная Армия была развернута для того, чтобы навязать Германии войну на два фронта. У Советов-де не было иной альтернативы, поскольку демобилизация сосредоточенных на границе соединений ко времени уборки урожая могла быть осуществлена только ценой экономической катастрофы65. Этот аргумент вообще не выдерживает никакой критики. Сталинский режим всегда очень мало заботился об экономической целесообразности своих решений, если дело шло о достижении каких-то важных политических целей. Вспомним хотя бы произвольно устанавливаемые приоритеты в планах принудительной коллективизации сельского хозяйства в начальный период форсированной индустриализации. Когда Суворов цитирует советского маршала Василевского, чтобы доказать агрессивность намерений Красной Армии66, он должен был бы признаться самому себе, что он неверно прочитал этот русский источник. Ведь на самом-то деле Василевский в своей работе исходит из того, что советское руководство в предвоенные годы делало все, чтобы оптимально усиливать оборонный потенциал страны. Однако вторжение немцев в Советский Союз поставило Красную Армию в крайне невыгодное положение, ибо Сталин не сумел своевременно предвидеть нападение и принять необходимые меры "для отражения первых ударов". "Он не разрешил войскам приграничных военных округов привести себя в полную боевую готовность, потому что верил, что этот шаг мог быть воспринят фашистскими правящими кругами "третьего рейха" как предлог для развязывания войны. Войска, находившиеся в приграничных областях, оказались недостаточно подготовленными к отражению агрессии. Мощный удар гитлеровской военной машины был для них совершенно внезапным"67.
Далее Василевский пишет: "Hам требовалось еще по крайней мере один-два года мирного развития, чтобы решить задачи, поставленные военным планированием. В них входил форсированный выпуск новых образцов оружия и боевой техники, призыв новых контингентов в армию, их обучение, оперативная и тактическая, а также техническая подготовка командных кадров в духе требовании современной войны, приведение всей страны в полную боевую готовность и многое другое"68.
Маршал бросает упрек Сталину за то, что тот не сумел определить тот момент, начиная с которого политика "убаюкивания" Гитлера становилась опасной для Советского Союза. "Свидетельств о том, что Германия подготовила вооруженное нападение на нашу страну, было достаточно - в наш век скрыть это очень трудно. И надо было отбросить опасения, что на Западе поднимется шум по поводу так называемых агрессивных намерений СССР. В силу не зависящих от нас обстоятельств мы стояли на пороге войны, и нужно было сделать решительный шаг вперед"69. Тем самым Василевский подтверждает то, о чем до него писали многие его современники, а именно - что по вине сталинского руководства Советская армия была недостаточно подготовлена к нападению Германии.
Здесь не место затрагивать вопрос о расистской истребительной войне, какую вела Германия с СССР. Достаточно указать на то, что Красной Армии понадобились годы, чтобы с помощью союзников прогнать и разгромить агрессора. Он оставил за собой изуродованную и опустошенную страну, потерявшую по меньшей мере 27 млн. человек убитыми70. В дискуссии историков об историческом сознании немцев Мартин Брозцат высказал мнение, что "моральную чувствительность к собственной истории, приобретенную в годину бед", следует рассматривать как великое культурное достижение последнего времени71. Мне хочется добавить к этому, что подобная чувствительность должна подпитываться честностью по отношению к истории других народов.