Гермоген
Шрифт:
Он ожидал сочувствия своим словам, чаял поддержки, но видел либо прячущиеся, либо горевшие злобой глаза. И злобных лиц выступало всё больше и больше.
«Узнаете бесов по злобе их».
Говорить становилось всё труднее. Гермогена незаметно толкали. Кто-то сыпанул песком прямо в лицо. Вот уже толкают в спину, хватают за плечи, волокут к колымаге. Оборачиваясь к толпе, он продолжал говорить словами Писания:
— Знайте же, что в последнее время наступят времена тяжкие. Все желающие жить благочестиво, во Христе Иисусе, будут гонимы... И много будет таких, что от истины отвратят слух
20
Вернувшись в Кремль и поговорив с боярами, Гермоген увидел общее смятение. От поддержки царя уклонились даже самые близкие ему: князья Воротынский и Андрей Голицын, дворянин Измайлов. Мстиславский и Салтыков спешно созывали думу Боярскую. Явно для дела крамольного. Возле царских палат и собора толпился народ. Послышался громкий наглый голос:
— Василия с престола будут скидывать!
Гермоген нашёл Мстиславского, прямо спросил:
— Зачем Думу сбираете? Ежели судьбу царства водите решать, то надобно созвать Священный собор.
Мстиславский, казалось, хотел избежать ответа, отвёл в сторону большие бараньи глаза. Можно было догадаться, что в них копилось что-то недоброе. Помолчав, сказал:
— Ты, святой отец, в государские дела не мешайся! Ты церковь пасёшь. Вот и блюди её.
— Вижу, боярин, твою неправду.
Но тут подошёл боярин Салтыков и не дал договорить. Уставил на Гермогена свои бельмы, сказал как отрубил:
— Ты, Гермоген, отстань от Василия! Либо и тебя скрутим!
Гермоген пошёл в патриаршие палаты, велел соборным старцам созвать Священный собор. Тем временем спешно созванная дума Боярская, презрев робкие одиночные возражения бояр, приговорила:
1. Бить челом Василию, да оставит царство и да возьмёт себе в удел Нижний Новгород.
2. Уже никогда не возвращать ему престола, но блюсти жизнь его, царицы, братьев Василиевых.
3. Целовать крест миром в неизменной верности к церкви и государству для истребления их злодеев, ляхов и Лжедимитрия.
4. Всею землёю выбрать в цари, кого Бог даст, а между тем управлять ею боярам, князю Мстиславскому с товарищами, коих власть и суд будут священны.
5. В сей Думе верховной не сидеть Шуйским, ни князю Дмитрию, ни князю Ивану.
6. Всем забыть вражду личную, месть и злобу. Всем помнить только Бога и Россию.
Это хитро составленное решение Думы было рассчитано на доверчивых простаков. Слова «блюсти жизнь его (Василия)» живо напоминали наказ Бориса Годунова убийцам царевича Димитрия: «Блюдите царевича!» Слова об истреблении ляхов были ложью, ибо вдохновители заговора Мстиславские—Салтыковы со товарищами давно прямили польскому королю. Эти люди и не думали помнить Бога и Россию. В одном они были искренни: в решении никогда не возвращать престола Шуйским, имевшим действительное право на престол, прямым потомкам Александра Невского.
...Был жаркий день, какой бывает
А пока его должны судить бояре, которые готовы предать Россию Сигизмунду. Бедная Россия! Спаси её, Господи, не дай ввергнуть в новую пучину бедствий!
Из окна Василию видно, как на Красное крыльцо подымается князь Иван Воротынский, за ним низенький, толстенький Иван Салтыков и высокий, со здоровенными кулачищами Захар Ляпунов. Оба смеялись, о чём-то разговаривая. Более всего поразило Василия, что идут они вместе: его свояк и ближник, почитавшийся другом, и его давний ненавистник, звероподобный Ляпунов. Явно, что сошлись не для доброго дела. Воротынский замедляет шаг, голову опустил. И припомнилось Василию из Писания: «Бывает друг в нужное для него время и не останется с тобою в день скорби твоей. И бывает друг, который превращается во врага».
Опередив медлительного Воротынского, Ляпунов остановился перед Василием:
— Да он никак при шапке Мономаха!
— Захар! — остановил его Воротынский, ибо именно ему поручено было довести до Василия решение Думы…
Но Ляпунова, если он решил действовать, и сам чёрт не мог бы остановить, но тон он сбавил:
— Василий Иоаннович! Ты не умел царствовать. Отдай же венец и скипетр!
Он протянул к скипетру свою мохнатую огромную лапу.
Шуйский поднялся и, держась одной рукой за скипетр, другою выхватил нож:
— Как ты смеешь!
Захар отскочил в сторону и, грозя кулаком, выкрикнул:
— Долго ли за тебя будет литься кровь христианская!
Но, видя, что Василий не испугался, и не зная, как к нему подступиться (ещё ударит ножом!), Захар угрожающе крикнул:
— Не тронь меня! Вот как возьму тебя в руки, так и сомну всего!
Василий молчал. Вид его был грозен. Послы тихонько совещались между собой, и чувствовалось, что не разделяли горячки Ляпунова.
— Пойдём прочь отсюда! — закричал Иван Салтыков. — На просторное место выйдем, станем сзывать народ.
Но Лобное место, куда сошлись люди, не вмещало всех желающих. Многие кричали в лицо Ляпунову, Хомутову, Ивану Салтыкову и прочим крамольникам:
— Похваляетесь, что свели с престола нашего царя... А где тушинский царик? Не его ли чаете на престол посадить?
Толпа устремилась к Данилову монастырю, куда должны были прийти посланцы «Тушинского вора», клятвенно обещавшие добросовестный размен. Там их ожидали князья Сицкий, Черкасский с многочисленной свитой.
— Достопочтенные князья! — громогласно обратился к ним Захар Ляпунов. — Решением думы Боярской царь Василий сведён с престола. Мы явились сюда принять из ваших рук связанного Лжедимитрия согласно нашему уговору. Не видим, где же он?