Герои и антигерои Отечества (Сборник)
Шрифт:
Сталин лежал на диване. Глаза закрыты. Иногда он открывал их и пытался говорить, но сознание к нему так и не вернулось. Когда пытался говорить, к нему подбегал Берия и целовал ему руки. Корчило Сталина, разные такие моменты были. Казалось, что начинает приходить в себя. Вот тогда Берия держался Сталина! У-у! Готов был…
— Не отравили ли Сталина?
— Возможно. Но кто сейчас это докажет?
Лечили хорошие врачи. Лукомский — хороший терапевт, Тареев… Куперин это администратор. Всегда дежурил кто-нибудь из членов Бюро. Я тоже дежурил.
Вот, когда он умер, тут все и началось.
(22.4.1970
— Не исключаю, что Берия приложил руку к его смерти. Из того, что он мне говорил, да и я чувствовал… На трибуне мавзолея В. И. Ленина 1 мая 1953 года делал такие намеки… Хотел, видимо, сочувствие мое вызвать. Сказал: «Я его убрал». Вроде посодействовал мне. Он, конечно, хотел сделать мое отношение к себе более благоприятным.
Хрущев едва ли помог. Он мог догадываться. А возможно… Они все-таки были близки. Маленков больше знает. Больше, больше.
Шота Иванович передаст рассказ бывшего Первого секретаря ЦК Компартии Грузии А. И. Мгеладзе о его встрече с Берией сразу после похорон Сталина. Берия хохотал, крыл Сталина матом: «Корифей науки! Ха-ха-ха!»
(9.6.1976 г.)
— Сам Сталин, помнится, сказал во время войны: «Я знаю, что после моей смерти на мою могилу нанесут кучу мусора. Но ветер истории безжалостно развеет ее!»
(24.8.1971 г.)
— Сталин работал над второй частью «Экономических проблем», давал мне кое-что почитать. Но куда все это делось? Ничего не известно…
— Не мог Берия прибрать?
— Нет, Берия не интересовался. Ему интересно, кто против кого, одного этим ударить, другого — этим. Ему важно, какие столкновения между отдельными людьми идут, чтобы использовать. И, когда нужно, высунуть какой-нибудь документ: «Вот ты что про него писал!»
И поссорить, одним словом.
— Мгеладзе рассказывал, как Маленков и Берия формировали новое правительство. Маленков сделал заявление: «Товарищ Сталин находится в очень тяжелом положении. Вряд ли он из него выйдет. А если выйдет, то ему надо будет не менее шести месяцев, чтобы вернуться на работу. Поэтому страна не может быть без руководства». После Берия читает список правительства. Веселый, как будто хочет показать, что ничего страшного для страны нет.
— Возможно. Я не помню эти детали.
— Перед смертью Сталин поднял руку.
— Поднять-то поднял, но…
— Совершенно точно, что он умер не своей смертью…
— Это не исключено, — соглашается Молотов.
(30.6.1976 г.)
…Сталин снится… Не то что часто, но иногда снится. И какие-то совершенно необычные условия. В каком-то разрушенном городе… Никак не могу выйти… Потом встречаюсь с ним. Одним словом, такие какие-то совершенно странные сны, очень запутанные.
(17.7.1975, 30.6.1976 гг.)
Последние годы Молотов постоянно живет на даче — государственной, с казенной мебелью. Ему повысили пенсию до 300 рублей, прежде получал 120, потом 250. Однако материальные блага его никогда не волновали. Стол, стулья, диван — все самое простецкое, с алюминиевыми инвентарными номерами. Пожалуй, единственная неказенная вещь — конторка для работы. Аккуратен и бережлив, как свойственно людям его закалки. Дома любит ходить в коричневой рубахе навыпуск, темных брюках. Дважды в день отправляется гулять, надевает пальто, шляпу, пенсне — настоящий Молотов, каким его привыкли
Несколько лет Молотов работает над научной книгой о социализме. «Две страницы пишу, три вычеркиваю», — шутит он. Помощников у него нет, да и привык все делать сам.
— Снятся ли вам сны? — спрашиваю у него.
— Иногда снится, что завтра мне делать доклад, а я его еще не подготовил. Мы ведь сами писали свои выступления.
Много читает — почти все новинки художественной, политической и экономической литературы. По телевизору смотрит «Время» и «Международную панораму». Иногда начнет смотреть новый фильм о войне или о революции, о Ленине, поглядит немного, махнет рукой и уходит работать.
Приходят письма. Просят рассказать о своей жизни, написать воспоминания. Многие выдают желаемое за действительное, считают, что такие мемуары уже созданы, и даже название приводят: «Сорок лет со Сталиным». Однако мемуарные занятия для него не представляют интереса.
Он оптимистически смотрит в будущее, верит в нашу молодежь.
…Пишут из-за рубежа. Из США пришло письмо с долларами в конверте на ответ: «Я собираю автографы великих людей, а Вас в нашей семье очень уважают».
Рассматриваю фотографии на стене. Необычный снимок Ленина: в очках читает газету. Молотов говорит, что это редкий снимок: Ленин не любил, когда его видели в очках. Другая фотография — вдоль кремлевской стены идут и беседуют Сталин, Молотов, Ворошилов, Орджоникидзе… «Это наша рабочая группа».
Его интересуют экономика страны и советско-американские переговоры, работа по укреплению дисциплины и повышение производительности сельского хозяйства, чем дышат братья писатели, как он обычно говорит, и борьба чилийского народа. «В Чили — дело времени. У нас 1905-й год тоже был поражением, но без него мы бы не победили в 17-м. Это надо понимать. А есть такие — подай вот сразу все на блюдечке! А нет — плохо. Чаепитчики, — как говорил Ленин. Надо понимать, когда и как все использовать. Ленин подписал Брестский мир, а Троцкий был против, вот какой умный! Мы с Гитлером заключили мир, на нас тоже нападали, а мы два года выиграли».
Нет и не было легких лет. Победы и неудачи, успехи и перегибы, предвиденья и ошибки. Но и социализм строили впервые в истории.
Мне доводилось не раз беседовать с Лениным и в неофициальной обстановке. — Зайдем ко мне, товарищ Молотов. — Пили чай с черносмородиновым вареньем. — У нас такой народный характер, — в тот вечер говорил Ленин, что для того, чтобы провести что-то в жизнь, надо сперва сильно перегнуть в одну сторону, а потом постепенно выправлять. А чтобы сразу все правильно было — мы еще долго так не научимся. — Пока у нас государство, — продолжает Молотов, — а оно еще долго будет жить, пока у нас деньги, а они еще тоже поживут, будут и такие отрицательные явления, как бюрократизм, карьеризм, стяжательство. Ну и жестокость.