Герои и злодеи
Шрифт:
Подойдя к своему дому, он потоптался немного у входной двери, а потом позвонил в звонок. Ключи валялись на дне рюкзака, и их было долго искать. Субботним утром отец находился дома и открыл ему дверь, он не выглядел удивлённым.
— Что тут у нас, возвращение блудного сына? Ну, и как хорошо погулял? — едко поинтересовался Болтон-старший, пропуская его внутрь.
— Да, — Рамси не знал, что ещё сказать, вряд ли отца интересуют его рассказы о путешествии.
— А что так рано вернулся? Я тебя ещё и не ждал, — отец окинул взглядом его спутанные отросшие волосы, старую выцветшую футболку, потрёпанные штаны и запылённые кеды. — Выглядишь как бродяга и маргинал, — заключил он.
— Папа, я понял уже, что ты по мне не скучал, но я тебе подарок привёз, — Рамси бережно вытянул из рюкзака пластинки и подал отцу.
Русе забрал их, даже не посмотрев, и положил на кухонный стол. А Рамси прошёл в гостиную, развалился в кресле и закрыл глаза. Он сегодня почти не спал, и очень устал за долгий путь.
— И что ты тут разлёгся? Здесь не приют для бродяг. Думал меня пластинками подкупить? Так это не отменяет твою вину, — войдя в комнату, отец уверенным шагом направился к нему.
— Я так вовсе не думал! — Рамси распахнул глаза и взглянул, на стоящего перед ним, отца. Лучше бы он вообще никаких пластинок не покупал! Он искренне хотел сделать что-то хорошее, а теперь выглядел подхалимом. От этого было противно, и он чувствовал себя дураком.
Отец гневно встряхнул его за шиворот, вынуждая подняться.
— Что мне делать с тобой идиотом? — он, очевидно, предполагал, что Рамси пожелает сам себе выбрать наказание.
— Папа, у меня день рождения недавно был, а ты же ничего мне не подарил. Давай ты меня бить не будешь и это будет мой подарок, — Рамси быстро проговорил своё предложение, пока отец не успел его перебить.
— Ты, дурачок, никакого подарка не заслужил, — спокойно объяснил ему Русе, который казалось, не был удивлён его просьбой. А Рамси не смел поднять глаз. Отец отпустил его и вышел из комнаты, а когда вернулся, в руках у него была цепь. Рамси крепко зажмурился в ожидании удара. Последнее, что он запомнил свист металлических звеньев в воздухе.
****
Он очнулся в больнице, спустя четверо суток, которые провёл в реанимации. В голове всё ещё стоял звон и гул, а весь мир, умещавшийся в больничной клетке, безумно вертелся перед глазами. Он почти ничего не чувствовал из-за обезболивающего: только тошноту и слабость. Из разговоров медсестёр, которые беззастенчиво трещали обо всех пациентах, Рамси понял, что четыре дня пробыл в коме и чуть не сыграл в ящик. Последующие дни он запомнил обрывочно, одним из таких моментов оказался визит отца. Болтон-старший присел рядом с ним и гладил его по голове, пока медсестра суетилась с капельницей.
— Пожалуйста, не трогай меня, мне реально противно, — попросил Рамси, глядя в стену. Опять он строит из себя заботливого родителя, хотя сам его чуть на тот свет не отправил.
— Да, ты что, сынок. Я волновался за тебя, — притворно ласково произнёс отец.
— Хорошо, давай поиграем в идеальную семью. Ты меня не бил, а я, вроде как, ничего не помню, — Рамси попытался приподняться, сил на это у него не хватило, только голова закружилась сильнее.
— Ты что такое говоришь, Рамси? Я беспокоился о тебе, — отец заботливо поправил ему подушку, и вновь погладил по голове, ожидая, когда медсестра уйдет. Когда же они остались вдвоём, то заботу с него словно ветром сдуло. — Ты что же, уродец, так и не понял, что кроме меня никому не нужен? Долго будешь мои нервы испытывать? — злобно прошипел Болтон-старший.
— Я и тебе не нужен, — безразлично произнёс Рамси.
— Вот, и славно, что мы друг друга поняли, — кивнул Русе.
— Лучше бы ты меня тогда в детдом сдал, — высказал Рамси то, о чём думал давно. Он не понимал, зачем
— Я и сам сомневался. А когда тебя увидел, думаю, всё-таки сын, родная кровь, пожалел сироту. Если бы знал, что ты таким негодным ублюдком окажешься, оставил бы тебя на помойке, где ты со своей безмозглой мамашей жил, — отец досадливо поморщился, показывая, что сожалеет о своём решении.
— Я не ублюдок, не дурачок, и не уродец! Меня зовут Рамси, если ты вдруг забыл! Ты меня забрал, только, чтобы поиздеваться! — Рамси уже вконец осточертели все нелестные эпитеты, которыми его постоянно награждал отец, и с каждым словом он повышал голос. Последние слова болезненным эхом отозвались в голове, так, что он задержал дыхание, пережидая приступ боли и зажмурился.
— Я же говорю — идиот. Что ты разорался, если у тебя, итак, башка разбита? Будешь психовать, только хуже станет. Так, что успокойся и не выдумывай глупостей, — посоветовал отец и склонился над ним. — Медсестру будем звать? — решил проявить заботу он.
— Не надо, я ничего не выдумывал, не выдумывал! Это все, правда! — Рамси был не в силах держать эмоции под контролем.
Отец тяжело вздохнул, словно его на это вынуждают, и залепил ему пару таких звучных пощёчин, что у Рамси моментально занемела челюсть и он сразу же замолк.
— Успокоился, или ещё добавить? — поинтересовался Русе, и слегка встряхнул его за плечи.
— Не надо больше. Уходи, пожалуйста, — тихо пробормотал Рамси.
— Значит, мы с тобой договорились и ты будешь молчать? — на всякий случай хотел удостовериться Болтон-старший.
— Да, — разве у него хоть когда-то был выбор. А теперь, когда отец его чуть не угробил, так и вовсе стоит молчать.
— Столько проблем с тобой, уму непостижимо! — покачал головой Русе. — Лучше бы охотничью собаку завёл, а не ребёнка, хоть какая-то была бы польза, — произнёс он у дверей, и наконец-таки оставил сына одного.
Всё оставшееся лето Рамси провёл в больнице с тоской глядя в окно. Первое время нельзя было ни читать, ни смотреть телевизор, поэтому он развлекался, как мог. Отец навестил его ещё один раз, неделю спустя, видимо затем, чтобы убедиться, что он ещё не двинул кони. Принёс ему вещи и больше не появлялся, лишь звонил раза два за всё лето. Наверное, им обоюдно было противно общество друг друга.
Так, как Рамси немного придя в себя, уже начал сходить с ума от безделья, ему пришлось обратиться за помощью к одной из медсестёр. На его взгляд наименее зловредной из всех. По крайней мере, она с меньшим остервенением втыкала в человеческое тело иголки, и даже капельницу умела ставить так, чтобы кровь ни хлестала во все стороны. Не в её смену у него все руки были в синяках, и он долгое время думал, что так и должно быть. В общем, он попросил эту наиболее гуманную медсестру принести ему раскраски и пазлы, чтобы хотя бы чем-то себя занять. Он сказал, что отец в командировках постоянно, а больше ему попросить некого, и конечно, пообещал отдать ей деньги. Медсестра действительно оказалась сердобольной, и не отмахнулась от его просьбы и принесла всё, что нужно. На какой-то момент он ощутил, будто ему снова восемь лет. Именно в промежутке между восемью и десятью годами он увлекался раскрасками и пазлами. Жаль, конечно, что он совсем не умел рисовать, поэтому приходилось довольствоваться разукрашиванием готовых шаблонов. Когда его перевели в общую палату, то с такими же неудачниками, как и он, которых угораздило посреди лета угодить в больницу, они постоянно шпарили в карты. А играть он умел прекрасно с пяти лет.