Герои космодесанта
Шрифт:
Сверкающие черные глаза без век глядели с какой-то нездешней, невиданной в этом мире ненавистью. Восьмиконечная звезда, некогда выжженная на лбу Оратора, теперь сияла на теле этого нового чудища. Рана от клейма оказалась жизненно необходимой для рождения этой твари. Порождение варпа развивалось, пульсируя в человеческом организме, как второе, мерзкое сердце.
Из человеческой плоти, подобно пробудившимся луковицам, стали прорастать костные образования, каждое из которых венчал толстый шип, тело быстро покрылось зарослями острых игл. Пальцы вытянулись, выпуская длинные цепкие черные
Культисты завизжали от ужаса и обожания при виде того, как телом убитого Оратора овладевают темные силы. Жрецы-потрошители склонились перед чудовищем и вновь обратили на Саламандр свои цепные мечи.
Тварь была первобытной, и, хотя, вырванная из эфирной спячки, она лишь отчасти способна была воспринять этот новый для себя мир, неутолимый голод толкал ее на поиски живых душ. Взревев от боли и ярости, она бросилась вперед, сожрав попутно двух жрецов-потрошителей, что стояли возле Кадая. Она поглотила их целиком, словно какой-то ужасный василиск, и громкий хруст костей сопровождал исчезновение добычи в раздутой жабьей глотке.
— Мерзость… — тяжело выдохнул Кадай и взялся за рукоять громового молота, готовясь сокрушить демона.
Нигилан предал свою душу темным силам, что было лишь следствием его преступных деяний.
— Умри, адская тварь! — вскричал Век'шен, вставая между капитаном и ворвавшимся в мир демоном.
Прочертив огненной глефой ослепительную дугу в воздухе, чемпион роты нанес удар, способный свалить орочьего вожака. Демон поймал оружие когтями, и глефа прочно застряла в них. Язык твари сверкнул молнией, выскользнув из бездонной пасти, и мгновенно обвил закованную в силовые доспехи фигуру Век'шена. Рот Саламандра раскрылся в безмолвном крике, поскольку роковая петля сначала лишила его дыхания, а затем просто раздавила.
Кадай взревел и бросился к чудовищу в тот самый миг, когда безжизненное тело боевого брата, почти разрезанное языком демона, с грохотом рухнуло на пол храма.
Дак'ир постепенно приходил в чувство. Он не видел, как Оратор был убит выстрелом в затылок. И это было не все, что он пропустил, пребывая под влиянием своего сна-воспоминания. За время, потребовавшееся на то, чтобы тело и навыки Дак'ира справились с головокружением, Нигилан отступил в тенистую глубину балкона. Оставив свою позицию на фланге, сержант решился начать преследование. Дак'ир бросился к нефу, но плотные ряды культистов решительно преградили ему дорогу.
— Цу'ган! — закричал сержант, вспарывая цепным мечом живот одному из еретиков и выстрелом из болт-пистолета стирая лицо другого. — Держи отступника!
В этот редкий момент их душевного единения Цу'ган кивнул и бросился вслед за Нигиланом.
Прорубая путь сквозь бесноватую толпу, Дак'ир увидел, как медленно поднимается над землей труп Оратора, и сразу почувствовал кожей легкое покалывание от соприкосновения с варпом…
Цу'ган очертя
Вышибив деревянную дверь в дальнем углу храма, Цу'ган обнаружил каменные ступени лестницы, ведущей прямиком на балкон. Он бросился вверх по лестнице и задействовал сервоприводы силовых доспехов. Перепрыгивая через три ступени, он быстро оказался в темном помещении.
Внизу слышались звуки сражения. Сержант услышал рев Век'шена, призывающего братьев к оружию, а затем внезапно… ничего. Его обступила тишина, будто из комнаты откачали воздух и все звуки потонули во внезапно образовавшемся вакууме.
Красные глаза холодно глядели на него из темноты.
— Цу'ган… — тихо произнес Нигилан, выступая из тьмы.
— Предательское отродье! — вскричал разъяренный Саламандр.
Но не поднял болтер и не уничтожил отступника на месте. Он просто остался стоять как вкопанный, и мышцы его были скованы, словно он был мошкой, застывшей в янтаре.
— Что… — начал было Цу'ган, но тут обнаружил, что его язык тоже будто налился свинцом.
— Колдовство, — объяснил ему Нигилан, и его психосиловой жезл расцвел токами лучистой энергии.
Вспышки на посохе, отбрасывая во мрак эфемерные лучи, осветили жуткое лицо колдуна, когда он приблизился к потрясенному Астартес.
— Я мог бы убить тебя прямо сейчас, — произнес Нигилан ровным тоном. — Потушить свет твоих глаз и убить. Так же, как Кадай убил Ушорака!
— Тебе было предложено пройти искупление, — попытался выговорить Цу'ган, прилагая всю силу воли, чтобы подчинить себе собственный язык.
Злобное выражение тут же улетучилось с лица Нигилана, сменившись негодованием.
— Так это было искупление? Духовные бичевания у Элизия, несколько часов с его хирургеонами-дознавателями… Разве не это было мне предложено?! — усмехнулся он невесело. — Этот садист и ублюдок мог принять только обвинительный приговор! — Сделав еще один шаг, Нигилан заговорил вновь, и на этот раз голос его звучал намного искреннее. — Ушорак предложил жизнь… Власть! — выдохнул он. — Свободу от оков, которые заставляют нас служить человечьему стаду, когда мы могли бы им управлять! — С этими словами Драконий Воин сжал кулак, находясь уже так близко от Цу'гана, что тот ощутил исходящий из его рта запах меди. — Вот видишь, брат. Не такие уж мы с тобой разные…
— У нас нет ничего общего, предатель! — огрызнулся Саламандр, чье лицо исказилось от этого усилия.
Нигилан отступил и горестно развел руками.
— Что ж, значит, выстрел болтера положит конец моей ереси? — поджал он губу, выражая притворное неудовольствие. — Или, может, меня лишат звания и покаянное клеймо заменит все мои штифты за выслугу лет? — Он покачал головой. — Нет… Я думаю, нет. Хотя, возможно, это мне придется поставить тебе клеймо, брат! — воскликнул Нигилан, выставив перед Саламандром ладонь с широко растопыренными пальцами. — Интересно, будешь ли ты сопротивляться заражению упорнее, чем та человеческая марионетка?