Герои Первой мировой

Бондаренко Вячеслав Васильевич

Закладывая тяжелую машину на крыло, чтобы затруднить врагу прицеливание, Макшеев обернулся к боевым друзьям и коротко скомандовал:

— К пулеметам!..

Гаибов, Рахмин и Карпов бросились к «мадсенам»…

Подробности дальнейшего хода боя над Борунами содержатся в рапорте лейтенанта Вольфа: «Неожиданно в середине верхнего крыла открылся люк, в нем появился пулеметчик и открыл по нам огонь. Тем временем я приблизился на расстояние 100 метров и мой наблюдатель начал стрелять вперед. Я расположил самолет таким образом, чтобы наблюдатель мог вести огонь по главной кабине между крыльями. Мой самолет бросало из стороны в сторону сильной воздушной струей от его винта, и мне несколько раз приходилось стабилизировать

машину и держаться той же скорости, чтобы не обогнать его, потому что он мог затем атаковать меня сзади.

К этому времени я находился в 50 метрах в стороне и мог ясно видеть каждое движение членов экипажа. Стрелок исчез с верхнего крыла, неожиданно открылся другой люк в задней части кабины, и в нас стали стрелять из двух или трех пулеметов. Пули с грохотом били о мой самолет, как будто кто-то сыпал горошины на крышку стола».

В рапорте Вольф описывал действия только своего истребителя и потому не упомянул самого главного — пулеметный огонь, который вели Фаррух Гаибов, Митрофан Рахмин и Олег Карпов, оказался убийственно точным. По свидетельству русских очевидцев беспримерного боя, стрелками «муромца» буквально за несколько минут были сбиты три из четырех атаковавших самолет-гигант немецких истребителей. Один за другим беспомощно уходили в сторону помеченные большими черными крестами дымящие бипланы. А ведь в то время далеко не каждый русский истребитель отваживался вступить в схватку с такими высококлассными машинами, как «фоккер» и «альбатрос»…

Снизу, с земли, с замиранием сердца следили за неравным боем сотни глаз. С русской стороны фронта — со смесью радости и отчаяния. Радости, когда очередной «германец» заваливался на крыло и кувыркался вниз, отчаяния — когда в цель ложились немецкие пули. А на другой стороне фронта солдаты и офицеры 89-й германской резервной дивизии с изумлением смотрели за тем, как гигантский аэроплан с трехцветными эмблемами на фюзеляже, оставляя за собой шлейф черного дыма, медленно, но упрямо продолжает лететь, яростно отстреливаясь от наседающих на него истребителей…

Между тем бой продолжался уже девять минут. Три вражеских самолета были сбиты, но последний уцелевший «немец» намертво вцепился в «муромца», то резко отходя в сторону и вверх, чтобы увернуться от пуль, то снова сбрасывая газ и приближаясь, чтобы самому обстрелять бомбардировщик. Огонь уже охватил два двигателя русского самолета из четырех и постепенно подбирался к изрешеченному фюзеляжу. Смолкли пулеметные очереди — вражеские пули настигли на боевом посту Гаибова, Рахмина и Карпова. «Муромец» был уже в десяти километрах за линией фронта и медленно снижался. Дмитрий Макшеев, несколько раз раненный, последним усилием положил бомбардировщик на обратный курс, но германский истребитель открыл шквальный огонь по кабине «Муромца»… Командир корабля выпустил из своих рук штурвал только мертвым.

Какую-то секунду «Илья Муромец» еще продолжал лететь вперед, словно выполняя волю своего погибшего экипажа. Потом огромный самолет начал раскачиваться из стороны в сторону и резко перешел в отвесный штопор…

При падении русского аэроплана взорвались от удара о землю бомбы, которые наши летчики не успели сбросить на цели. На земле запылал огромный костер…

Тем временем в двух километрах от места падения «муромца» приземлился самолет лейтенанта Вольфа, сбившего русский бомбардировщик. Посадка была вынужденной и чудом оказалась удачной — пострадавший от множества попаданий мотор «немца» остановился в воздухе. Вольф насчитал в фюзеляже своего аэроплана 70 пулевых пробоин, лопасть пропеллера была пробита дважды, из бензобака хлестал бензин, из картера — масло. Самого германского летчика от неминуемой смерти спас… стартер, в котором застряла пуля.

«Мы немедленно отправились посмотреть на обломки гигантского самолета… — писал Вольф в своем рапорте. — Основные элементы конструкции

самолета еще можно было распознать, но большая часть мелких деталей была уничтожена при катастрофе. Хвостовая секция лежала примерно в тридцати метрах в стороне от крыльев, от которых было сравнительно мало повреждено и имело в длину 21 шаг, так что общий размах крыльев должен был составлять 44—48 шагов. Фюзеляж был очень длинным и тонким, покрытым клееной фанерой. Нижняя часть кабины также была сделана из фанеры, верхняя была остеклена. В верхнем крыле был люк, который позволял вести огонь с этой позиции, в кабине также были люки для пулеметов. Бортовое вооружение состояло из одного пулемета с водяным охлаждением и двух — с воздушным…

Все четыре члена экипажа были мертвы. Экипаж состоял из командира, артиллерийского капитана и первого лейтенанта из кавалерии, четвертое тело обгорело так сильно, что распознать его было нельзя. Экипаж, вероятно, был убит еще в воздухе, поскольку три офицера имели многочисленные раны в голову и грудь. Кабина была буквально изрешечена пулями».

…Между тем на аэродроме Станьково начали волноваться — время шло, а «шестнадцатый» все не возвращался. В полдень встревоженный Башко по телеграфу запросил Мясоту, а получив неутешительный ответ, загрузил своего «Илью Муромца-VII» десятью пудами бомб, взял четыре пулемета и отправился на поиски сослуживцев. «Илья Муромец-VII» вторично прошел до Борунов, успешно бомбил их в течение пятнадцати минут (за что Башко затем был награжден орденом Святой Анны 4-й степени «За храбрость»), но никаких следов машины Макшеева так и не обнаружил.

Только во второй половине дня германский аэроплан сбросил над русским аэродромом записку, в которой говорилось: «Сегодня в 7 часов утра в упорном бою был сбит немецкими аэропланами с большой высоты Боруны “Илья Муромец”, летчики убиты. Храбрые воины завтра будут похоронены с воинскими почестями». Германские авиаторы выполнили свое обещание — 13 сентября 1916 года останки павших русских офицеров были торжественно погребены на немецком воинском кладбище в Борунах. Над их могилой поставили большой деревянный крест, колеса шасси и радиаторы с обгоревших моторов «Муромца». Имен погибших немцы не знали, поэтому на кресте сделали надпись «Здесь похоронены четыре русских летчика, сбитых в воздушном бою 25. IX. 1916» (дата была дана по «европейскому» стилю).

В России же подвиг четырех авиаторов быстро приобрел широкую известность. 18 сентября «Петроградские известия» опубликовали заметку о воздушном бое над Борунами: «Из штаба Верховного главнокомандования сообщают, что на Западном фронте наш аэроплан в районе Боруны-Крево вторгся в тыл вражеских войск. Точными бомбовыми ударами были взорваны различные пункты, вызваны пожары во вражеском складе. Кроме того, разбомблены транспортные средства, железнодорожные станции, автомобили.

Во время полета поручик Фаррух-ага Гаибов со своим составом вступил в схватку с силами противника и сбил четыре германских аэроплана. После того, как они подожгли и два аэроплана “Альбатрос”, они упали на вражескую территорию и погибли».

22 сентября 1916 года на аэродроме Станьково прошла поминальная служба в память о погибших героях. За свой подвиг все члены экипажа «Ильи Муромца-XVI» — поручики Дмитрий Макшеев, Фаррух Гаибов, Митрофан Рахмин и Олег Карпов — были посмертно удостоены высшей воинской награды России, ордена Святого Георгия 4-й степени. Приказ о награждении был издан 25 марта 1917 года, уже при Временном правительстве. Кроме того, посмертно мужественных офицеров нашли еще целых восемь (!) орденов. Так, орденом Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом были посмертно награждены Гаибов и Карпов, орденом Святого Станислава 2-й степени с мечами — Макшеев, Гаибов, Рахмин и Карпов, орденом Святой Анны 2-й степени с мечами — Гаибов, орденом Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом — Макшеев.