Герои умирают
Шрифт:
Он поднял кусок сложенного пергамента и продемонстрировал его ученикам.
– Соберите яйца любого небольшого роящегося насекомого – лучше всего подойдут некоторые разновидности пчел и пауков, хотя сгодятся и мухи или, на худой конец, тараканы.
– О господи! – негромко выдохнул Ламорак. Его скрутила конвульсивная рвота, а ногу снова пронизало болью.
– Просто нанесите эти яйца на мускул и зашейте над ними кожу, – ораторствовал тем временем Аркадейл, следуя собственным инструкциям на практике. – Через несколько дней, когда яйца начнут проклевываться,
Палач быстро зашил кожу грубой черной нитью, а потом вытер руки.
– Теперь, – бойко продолжал он, снова беря в руки скальпель, – давайте перейдем к схожим приемам, ориентированным на кишечную полость.
Я облизываю костяшки пальцев, разбитые о подбородок стражника, и чувствую на языке медный привкус крови. Одновременно я слежу из-за угла за двумя вооруженными арбалетами охранниками, сторожащими дверь ниже по коридору. Интересно, как я ухитрился ввязаться в эту дурь?
Эти ребята торчат там уже давно; они даже перестали болтать. Вот один из них сползает по стене и устраивает задницу на полу. В коридоре горит один-единственный фонарь, свисающий с крюка над решеткой.
– В чем дело? – шепчет у меня за плечом Таланн. Не оглядываясь, я поднимаю два пальца,
– Мы можем взять их, – говорит она мне. Это правда. Проблема только в шуме. К тому же будет нелегко оказаться на расстоянии вытянутой руки от стражников, не проглотив при этом пару фунтов стали.
«L'audace, toujours l'audace» [1] – кажется, так говорил Наполеон. А, не важно – сейчас это сказано обо мне.
– Жди здесь.
Я беру из ее руки окованную железом дубинку, тяжелую, как булава. Мы отняли ее у стражника, которого бросили связанным в пустой камере. Его кольчугу мы не взяли – она все равно не подошла никому из нас.
– Может, твои метательные ножи? Я качаю головой,
– Слишком далеко, а они в кольчугах. Придется метить в горло, а с такого расстояния я могу промахнуться или сделать недостаточно сильный бросок.
1
L'audace, toujours l'audace – отвага, и только отвага (фр.)
– Я могу сделать много чего интересного, – предлагает Таланн.
– Можешь, можешь, только подожди.
– Кейн, – говорит она, кладя мне на плечо теплую руку, – дай мне два ножа. Пожалуйста. Даже если это не сработает, если у нас ничего не получится, не оставляй меня безоружной. Я не смогу, ни за что не смогу вернуться в камеру…
Я так отчетливо представляю себе ее обнаженное тело, прикованное к полу и валяющееся в собственном дерьме, что меня пробирает дрожь. Я все еще чую этот запах. Я вытаскиваю из ножен на бедрах пару ножей и молча протягиваю ей. Она берет их обеими руками, словно чашу для причастия. Каждый ее жест исполнен благоговения; мои ножи означают для нее нечто важное, однако у меня нет
– А теперь не двигайся. Прошу, не обижайся, но твой вид может все испортить.
– Я не дура, – отвечает она.
Великий Тишалл, пусть это будет так на самом деле! Я выхожу в коридор и ровным шагом направляюсь к стражникам. Когда их головы поворачиваются на звук моих шагов по известняку, я произношу властным голосом:
– С каких это пор стражники на посту сидят на своих толстых задницах?
Один из них встает, второй отклеивает спину от стены. Оба превращаются в слух и буквально едят меня глазами, однако тусклый свет не позволяет разглядеть меня как следует.
– И нечего таращиться на меня, недоумки хреновы, – вкрадчиво добавляю я.
Теперь мне видна дверь между ними: она закрыта, и на ней нет даже глазка. Хорошо. Ни на одном из стражников нет шлема – человеку в броне бывает жарко даже в холодном Донжоне. Шлемы лежат у их ног. Мне нужно только подойти поближе и размахнуться дубинкой. Один быстрый горизонтальный взмах по голове первого… потом развернуться и ударить второго прежде, чем он успеет что-либо понять…
Один из них снимает с плеча арбалет и натягивает его.
У меня перехватывает горло, однако я продолжаю идти вперед.
– И что ты делаешь?
Стражник кладет в желобок стрелу.
– Третий общий приказ, сэр, – извиняющимся тоном говорит он. – Вы не на посту.
Я продолжаю шагать. Арбалет поднимается. Второй стражник неуверенно возится со своим оружием. Ну, давай же; дерзость, только дерзость!
– А ты что, заснул? – рычу я. – Почему у тебя не натянут арбалет? Где стрелы?
– Прошу прощения, сэр, – бормочет он, покрываясь мурашками.
Мне нужно всего десять шагов.
– Я прибыл для проверки.
Это почти срабатывает – стражник-недотепа совсем опускает арбалет, но зато его напарник поворачивается и направляет на меня свое оружие плавным движением, свидетельствующим о долгой практике.
– Вы не в форме, сэр. Откуда мне знать, что вы не сбежавший заключенный? Еще пять шагов.
– Я что сказал насчет таращиться?
Теперь арбалет поднимает и второй стражник.
– Да, – хрюкает он, – откуда нам знать? Вот дьявол! Какая будет глупая смерть! Они ожидают, что я начну браниться или отступлю; пройти дальше мне не дадут.
– Назад, или я стреляю! – говорит стражник.
Но тут я подхожу к нему и отвожу арбалет вниз и в сторону ладонью левой руки. Оружие срабатывает – стрела с громким «спанг» ударяется в пол. Я быстро отступаю влево, чтобы защищенное броней тело оказалось между мною и арбалетом недотепы, и в то же время обрушиваю ему на голову дубинку. Делаю поворот на левой ноге и пинаю его согнувшееся тело к недотепе, однако тот отпрыгивает, не выпуская арбалет. Я знаю с точностью до тошноты, что ему хватит одного удара сердца, дабы прокричать тревогу, а еще через один удар стрела со стальным наконечником сорвется с его арбалета и ударит в меня. На таком расстоянии она пробьет меня насквозь, а добраться до противника раньше я не успею.