Герои забытых побед
Шрифт:
— Теперь ты, Федя, у нас главный специалист по снятию флагов с потопленных кораблей! — шутил каперанг Рогуля.
— Были б корабли потопленные, а флаги мы с них всегда снимем! — отвечал Дубасов под общий смех.
В тот же день каперанг Рогуля отправился в Плоешти к главнокомандующему русской армией великому князю Николаю Александровичу с докладом о произведённой атаке. Каперанга встречал адъютант императора Струков.
— Твой Дубасов опять отличился, — пожал он руку Рогуле. — Великий князь желает его видеть непременно.
Пока Рогуля докладывал главнокомандующему все обстоятельства дела, в Браилов ушла телеграмма о немедленном
Был потоплен один из лучших мониторов, гордость турецкого флота — «Сейфи». Александр II приказал передать кормовой флаг монитора в Морской корпус (военно-морское училище). Пусть этот подвиг послужит развитию и укреплению в молодом поколении будущих моряков геройского духа, которым всегда отличался наш флот, отметил он в поздравительной телеграмме.
Через несколько дней в ставку прибыл и Александр II. Император успешной атаке под Браиловом обрадовался несказанно: ведь это был первый крупный успех в только что начавшейся войне. «Сердце моё радуется за наших молодцов-моряков», — телеграфировал император генерал-адмиралу великому князю Константину в Санкт-Петербург. Дубасова с Шестаковым Александр II награждал самолично. Вручив Георгиевские кресты, обнял их и сказал:
— Я горжусь вами и в лице вашем — всем моим флотом!
Это были первые георгиевские награждения в только ещё разгоравшейся трудной и кровопролитной войне. Не были оставлены наградами и рядовые участники той исторической атаки. Георгиевскими кавалерами стали: минёр Василий Стёпин и машинный унтер-офицер Гусев, кочегар Кичаковский и машинист Иван Иванов.
Имя героев Дуная было в те дни на устах каждого россиянина. Много лет спустя известный кораблестроитель и академик А.Н. Крылов напишет: «Подвиг лейтенантов Дубасова и Шестакова заставил всех мальчишек мечтать о морской службе… Я заявил отцу: „Отдай меня в Морское училище…“»
По всей России распевали кем-то сочинённые куплеты:
Героев дух над нами веет, Благословляет нас и греет И в боевых деяньях зреет Лихая партия «орлов»! И вновь сердца у нас трепещут, И через край в нас радость хлещет, И вновь героям рукоплещут! Дубасов, Скрыдлов, Шестаков! Все имена нам дорогие, В скрижали флота золотые Внесли вы подвиги лихие, Как ваши деды и отцы!Война между тем продолжалась. И несмотря на то что фронт ушёл уже далеко за Дунай, забот у моряков хватало. В низовьях реки ещё базировались турецкие броненосцы, грозя набегами переправам российских войск. Постепенно, шаг за шагом, их оттесняли минными полями всё дальше и дальше. То и дело происходили яростные схватки — турки сопротивлялись отчаянно. И снова впереди под пулями был Фёдор Дубасов. Снова, день за днём, выводил он в бой минные катера, подтверждая репутацию бесстрашного. Наградой за дерзкие рейды была ему георгиевская сабля с лаконичной надписью «За храбрость» да звание флигель-адъютанта императора с золотым аксельбантом на грудь.
Несмотря на
Уже после окончания войны в 1879 году Дубасов был назначен командиром отряда мелких судов, с поручением устроить минные заграждения на реках Дунай и Серет. За успешное выполнение этого задания был награждён орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами. За время минных постановок не раз приходилось вступать в перестрелки с многочисленными бандами башибузуков, так что работа была по-настоящему боевая и лихая.
А затем Дубасову, неожиданно для него, пришлось принять участие в судебном процессе по делу о яхте «Ливадия». Дело в том, что, совершая переход из Севастополя в Николаев, огромная царская яхта, несмотря на хорошую погоду, села на скалы у Тарханкутского маяка. «Ливадию» спасали всем Черноморским флотом, но снять её так и не удалось: ветер и волны в несколько дней разбили её окончательно.
В качестве эксперта на судебное заседание, проходившее в апреле 1879 года в Николаеве, был приглашён и Дубасов, находившийся в тот момент в городе в ожидании нового назначения.
В Париже в те дни уже полным ходом шли мирные переговоры, и всем было очевидно, что главном итогом Парижского мира станет отмена позорных статей о запрещении России иметь военный флот на Чёрном море. Предстояло скорое возрождение Черноморского флота. Принять участие в столь важном для Отечества деле желали многие молодые и энергичные офицеры. Желал этого и Дубасов, а потому приглашение экспертом воспринял как начало своей службы на Чёрном море.
Председательствовавший на суде вице-адмирал Кушакович дал совет молодому офицеру:
— Дело здесь, Федя, ясное, так что говори более фразами общими. Яхты уже не вернуть, а людей мытарить нам нечего. Посияй на трибунке орденами, да и садись на своё место!
Но дунайский герой просто «сиять орденами» не пожелал. Тщательно изучив все обстоятельства дела, Дубасов в своей речи был беспощаден.
— Я считаю, с бумагами всеми по делу ознакомившись, что виновники аварии — капитан Кроун и его штурман Высота, — заявил он во всеуслышание. — Не менее виновно и Гидрографическое управление, что присылает нам в пользование карты ещё потёмкинской поры. Но главные виновники случившегося — это наши адмиралы, преступная беспечность которых стала причиной гибели судна!
В первом ряду сидевшие адмиралы Аркас, Чихачёв да Руднев аж с мест повскакивали от наглости неслыханной. Едва суд закончился, все они собрались у главного командира Черноморского флота Аркаса.
— Иван Иванович! Подобное поведение просто возмутительно! — наседал на Аркаса контр-адмирал Чихачёв.
— За такие оскорбительства в былые времена на реях вешали! — поддакивал Руднев.
Умный Аркас вздыхал тяжело, бороду обширную поглаживая:
— Всё верно, господа. Но посудите сами: Дубасов этот и кавалер георгиевский и, главное, флигель-адъютант государя. Как нам об его проступке докладывать? Несомненно, пойдут новые разбирательства, на сей раз столичные, и как мы там будем выглядеть, ещё неизвестно. Так что не стоит выносить сор из избы, а строптивца за неимением для него на флоте достойной должности просто выгоним на Балтику. Пусть там разоблачительствами занимается.