Герои зоны. Пенталогия

Шакилов Александр

И вновь – образы единства. Договор о создании военного союза. Общности. С одной целью – дать отпор путникам. Остановить их движение. Предотвратить коллапс миров.

Сапиенсы Заур и Край нужны ли? Этот вопрос проскальзывает через сознание Патрика, и я чувствую себя неловко, будто подслушиваю чужой разговор. Это крысозавр сомневается, следует ли продолжать сотрудничество с заявленными сапиенсами. Не лучше ли их устранить? Образ яркой вспышки, слизавшей две человеческие фигурки бесследно. Эти люди ведь знают о роли крысозавра в уничтожении Парадиза, ему пришлось

засветить себя, иначе они не справились бы и началось бы вторжение в этот мир.

Моргнув, чтобы увлажнить роговицу, – и тем самым прервав поток образов, – хозяин Ронина отвечает, что он тоже засветился перед этими людьми. И что после уничтожения Парадиза хотел убрать людейсоюзников. Не устранить – просто не дать им больше вмешиваться в события. Они показали себя умелыми бойцами, они могли пригодиться впредь, но не на данном этапе. А теперь уже поздно. Вмешательства не удалось избежать. Изза ликвидатора. Едва не убив Заура, – образ худого лысого мужчины – ликвидатор выкрал Края и поместил в Тюрьму…

Что ж, так и было, все верно.

Пока я делаю очередной шаг к лимузину, крысозавр загружает собеседников потоком образов отчаянного сожаления, включающего в себя описание погребальных обрядов сорока восьми миров. Птица на плече Ронина терпеливо принимает этот пакет данных, хотя в его передаче нет надобности. Наконец крысозавр выдает свое понимание нынешней ситуации: Тюрьма вывернула сознание сапиенса, изменила, сделала его прозрачным и открытым. Сознание сапиенса Края выдало путникам причастных к разгрому Парадиза и срыву очередного этапа экспансии.

Хозяин Ронина отвечает, что было бы чудом, если бы Краю удалось закрыть свое сознание от Тюрьмы путников. Оба приходят к одному и тому же выводу: раз их инкогнито раскрыто, вотвот начнется война миров. Образ неизбежности: черная дыра, затягивающая планету…

И вот тут меня безжалостно вышибло из транса. Я больше не мог на расстояния внимать союзникам. Черт, я почувствовал себя отщепенцем какимто, навязчивым мальчишкой, которого выставили за дверь.

– Край, остановись! Край! – Это японка догнала меня, повисла, набросившись сзади.

Поздно. Я уткнулся в бампер лимузина и, повинуясь зову Микки Мауса, полез на искореженный капот.

Танец ликвидатора сбился. Движения стали неуверенными, вялыми. С усилием он опустил подбородок – я слышал, как хрустнули шейные позвонки. С глаз его будто сдернули полог. Взгляд мальца остановился на мне, скользнул мимо, на асфальт, туда, где должен возлежать Патрик.

ГДЕ ОН?!

Вопрос ворвался мне в голову, ударил по затылку, срикошетил и превратился в гул.

Не знаю.

ГДЕ?!!

Перед глазами замелькали картинки. Ликвидатор вторгся в мою память, он листал ее как глянцевый журнал, только успевай подсовывать красивые картинки. Зато зрачки Микки Мауса с его футболки больше не имели власти надо мной.

Онибыли правы, понял я, мое сознание взломано. И теперь судьба многих миров зависит от того, смогу ли я скрыть от ликвидатора секрет.

– Беги. – Я оттолкнул японку. – Спасайся.

КТО –

ОНИ?!!

Я ударил себя кулаком в висок, надеясь потерять сознание. Нельзя выдать союзников, ни в коем случаем нельзя…

СОЮЗНИКИ?!!

Слабо ударил, пожалел себя. Вновь занес кулак, чтобы наверняка уже, прощай, сынок…

Но я так и не проломил тонкую кость.

Захлопали крылья, в лицо ликвидатора впились когти хищной птицы. И тут же из головы у меня вынули чтото очень большое и противное, чтото, никак не желавшее убираться прочь. Оно цеплялось из последних сил, но все же с противным чмоканьем прокинуло мое сознание.

Я скатился с лимузина. Патрик?!

Тишина в эфире.

Сынок?! Встал на колени, а затем, опираясь о бампер, – в полный рост. И увидел Патрика. Медленно перебирая лапами, крысозавр тащил моего мальчика на себе обратно. Где взял, туда и отнесет?

Не мешай, услышал я, птица отвлечет его, самую малость осталось, крысозавр отдает себя всего.

Ответа я не понял, но сообразил, что не стоит сейчас приставать к сыну с расспросами.

Тем более что мне есть чем заняться.

Выбрав момент, когда все были заняты сражением за судьбы миллиардов, Мигель выползтаки изпод кормы бронированного лимузина, под которым отлеживался, и дрожащими с амплитудой в полметра – не меньше! – руками навел на крысозавра и Патрика свой ПП19 «Бизон». Удивляюсь, как он не сорвал шнековый магазин, за который побелевшими пальцами ухватился, точно за цевье.

Даже если забыть о наших прошлых конфликтах, одного его трусливого вида хватало, чтобы захотелось расправиться с Мигелем. Напрасно он навел пистолетпулемет и все шестьдесят четыре патрона в магазине на моего сына. Это вывело меня из себя. Пора оскорбить Мигеля действием.

Выхватить из кобуры на бедре пистолет и всадить в коротышку весь магазин, да и дело с концом? Это совсем уж мелко, не мой масштаб. С возрастом начинаешь ценить изящные жесты. «Душа бажає свята ^[41]», – как говорят у нас на Украине. И потому я метнулся к Мигелю, на всякий случай держа его побитую оспинами рожу на прицеле, – а ну как выстрелиттаки в Патрика или развернется вдруг и проштампует меня очередью от паха до ключицы? За сына беспокоюсь, да. Но и в моих планах нет пункта «Погибнуть на чужбине». Пусть меня зароют в чернобыльском черноземе лет эдак через сто.

А лучше через двести.

– Эй, палач, у тебя вся спина белая! – вспомнилась старая, школьная еще, шутка. Меня и Мигеля разделяли считаные шаги.

Он еще только начал разворачиваться, скашивая взгляд так, чтобы какимто образом – идиот! – посмотреть себе между лопатками, а мои пальцы уже сформировались в плотный увесистый сюрприз для него, рука пришла в движение, согнулась, локоть отнесло назад.

– Спина?! – вскрикнул Мигель за миг до того, как мой кулак расквасил его смуглый нос, выдавив из ноздрей и свернутого набок хряща алый фонтан. Серый костюм и крахмальносвежую рубашку омыло хорошо просоленным «томатным соком».