Герои
Шрифт:
Скейл снова потрепал Кальдера по саднящей щеке. Снова неприятно жёстко.
— Держись ко мне поближе, и щит держи повыше, и всё с тобой будет чудненько. — Он мотнул головой в сторону рассредоточенных в лесу людей. — А они, видя тебя впереди, будут о тебе думать уже намного лучше.
— Ладно. — Кальдер без особого восторга покачал щитом.
— Кто знает? — Брат хлопнул его по спине, чуть не свалив с ног. — Может, и ты будешь тоже.
Почему мы не такие
— Да
— Будь уверен, собеседница из неё получше чем ты, Форест, и с ней, едрить, на-а-амного лучше, чем пешком. Правда, милая? — Он ткнулся носом в её продолговатую морду, и скормил добавочную горсть зерна. — Мой любимый зверь во всём проклятом войске.
Он почувствовал, как его тянут за руку.
— Капрал? — Это оказался Желток, всматривающийся в направлении холма.
— Нет, Желток, боюсь, ты даже не рядом. На самом деле тебе стоит повкалывать на совесть, чтобы не стать моим самым нелюбимым зверем…
— Да нет, капрал. Не тот ли это Гуртс?
Танни посуровел.
— Горст. — Бесшеий мечник пересекал реку со стороны садов дальнего берега, копыта коня разбрасывали брызги, доспехи матово сияли в том, что оказалось ярким солнечным светом. Он резво взобрался на берег, в самую гущу полковых офицеров, почти сбив с ног молодого лейтенантика. Танни полагалось поржать, вот только от Горста исходило что-то такое, что высасывало напрочь весь смех в мире. Тот соскочил с седла, проворно для такой туши, прогромыхал прямо к полковнику Валлимиру и решительно отдал честь.
Танни отбросил щётку и сделал пару шагов им навстречу, смотря в оба. Долгие годы военной службы наделили его острым, как бритва чутьём надвигающегося пиздореза, и сейчас болезненное ощущение появилось у него уже сразу. Горст, с пустым обвислым лицом, говорил несколько минут. Валлимир потрясал рукой в сторону холма, затем махал на запад. Горст заговорил снова. Танни бочком пододвигался ближе, пытаясь разобрать подробности. Валлимир сокрушённо вскинул руки, затем развернулся кругом, выкрикивая.
— Первый сержант Форест!
— Сэр.
— По-видимому, через те болота, западнее нас, есть тропа.
— Сэр?
— Генерал Челенгорм приказывает нам отправить по ней Первый батальон. Убедиться, что северяне не воспользуются ею против нас.
— Болото за Старым Мостом?
— Да.
— Мы не сможем взять с собой лошадей…
— Знаю.
— Мы только что получили их обратно, сэр.
— Знаю.
— Но… что-же нам с ними теперь делать?
— Вы, мать вашу, просто-напросто оставите их здесь! — рявкнул Валлимир. — Ты думаешь, мне нравится посылать половину полка к чёрту на куличики, в болото, без их лошадей? Думаешь, нравится?
Валлимир пошёл прочь размеренным шагом, подзывая нескольких офицеров. Форест ещё постоял, немилосердно скребя затылок.
— Капрал? — доверительно шепнул Желток.
— Да?
— Это снова пример того, как все срут на головы нижестоящих?
— Весьма
Форест остановился перед ними, руки-в-боки, хмуро взирая на реку вверх по течению.
— Кажется, у Первого батальона появилась миссия.
— Изумительно, — сказал Танни.
— Мы оставляем лошадей тут, и направляемся к западу, чтобы перейти через болото. — Его встретил хор стенаний. — Думаете, мне это нравится? Собирайтесь и дуйте! — И Форест тяжёлым шагом двинулся разносить повсюду счастливую весть.
— Сколько человек в батальоне? — пробубнил Ледерлинген.
Танни протяжно выдохнул.
— Около пяти сотен, когда мы покидали Адую. Ныне четыре сотни, прибавь-отними пару-тройку рекрутов.
— Четыреста человек? — взмолился Клиге. — По болоту?
— Какое оно, это болото? — пробурчал Уорт.
— Болото как болото! — взвизгнул Желток, словно мелкая злобная шавка затявкала на ту, что побольше. — Самое поганое! Одна жижа! Каким болотом ещё ему быть?
— Но… — Ледерлинген уставился вслед Форесту, а потом на свою лошадь, на которую взвалил большую часть своей поклажи и немного от Танни. — Это же глупость.
Танни потёр большим и указательным пальцами свои усталые глаза. Как часто ему приходилось растолковывать новобранцам всё это?
— Смотри. Вы знаете, насколько люди глупы в большинстве случаев жизни. Старые бухари. Бабы на деревенских базарах. Мальчишки, швыряющие камнями в птиц. Жизнь. Тщеславие и безрассудство, себялюбие и растраты. Мелочность. Безответственность. Вы думаете: на войне-то всё будет по-другому. Будет, как должно. Когда смерть таится за углом, когда мужчины сплочённо преодолевают тяготы и вражьи козни — люди должны соображать быстрее, чётче, быть… лучше. Быть героями.
Он начал снимать вещмешки с лошади.
— Так вот — тут всё точно так же как там. Причём на деле, знаете ли, из-за всех этих тревог, и страха, и давления со всех сторон — ещё хуже. Не так уж много тех, кто мыслит своей головой, когда рискует её потерять. Поэтому на войне люди ещё глупее, чем в обычное время. Обдумывают, как бы им отмазаться от ответственности, либо заграбастать почёт и славу, либо спасти свою шкуру, вместо того, что и впрямь принесло бы пользу. Нет занятия, более прощающего глупость, чем солдатское ремесло. Нет более поощряющего её занятия.
Он взглянул на новобранцев — оказалось, они все в ужасе вылупились на него. Кроме рассеянного Желтка, вытянувшегося на цыпочках, чтобы снять с лошади своё копьё, наверное, самое длинное во всём полку.
— Забейте, — отрезал он. — Болото само себя не перейдёт. — Он повернулся к ним спиной, ласково погладил по шее свою лошадь и вздохнул. — Ну ладно, старушенция. Видать, придётся тебе ещё маленько справляться без меня.
Крики, паника и…