Героический рейд 20-й
Шрифт:
Второй немецкий генерал-майор — Дёрр в своей книге «Поход на Сталинград» пишет, что бои в районе Калача «…дали советскому командованию выигрыш во времени примерно три недели…».
Горькое признание наших противников, повествовавших о тяжелых и кровопролитных сражениях за Калач-на-Дону с отважными частями знаменитой 62-й армии в этом районе, говорит нам и о том, что воины 20-й мотострелковой бригады тоже вложили в эту победу немалую долю.
Пусть простит читатель меня за то, что я так скрупулезно веду счет суровым дням. Я пишу кровью своих погибших и раненых солдат, и мне хочется рассказать людям, и особенно молодежи, как героически дрались каждый день и каждый час их отцы и деды с фашистами в Сталинградской
Вечером 29 августа противник снова нас бомбил, а 30 августа день прошел в огневой перестрелке, да прилетела зловещая «рама». Но мотострелки не почили на лаврах, они очень много трудились по укреплению обороны и исправляли разрушенные сооружения. Командование бригады и весь личный состав каждый час ожидали, что противник возобновит свои атаки, тем более что гитлеровскому командованию теперь было известно, кто обороняет Калач и переправу. Тревожило, что штаб армии не отвечает на наши позывные.
Но вдруг поздно вечером 31 августа меня вызвал к рации полковник Камынин и открытым текстом говорит:
— Товарищ Ильин?
— Да, — отвечаю я.
— Здравствуйте! Как у вас дела?
— Ничего, пока держимся.
— Вот что, — говорит Камынин, — Военный совет армии приказывает тебе сегодня ночью сниматься со всем хозяйством и идти на нас. Ты знаешь, куда. Тебе на помощь будет послан бронепоезд, командир которого найдет тебя на дороге Калач — Сталинград.
— Товарищ Камынин, бронепоезд присылать не надо, он скует наш маневр и привяжет к железной дороге. Да и жалко бронепоезд, его может разбомбить авиация.
— Все это хорошо, но есть приказ командующего, и ждите бронепоезд.
Сразу же после этого указания был собран весь командно-политический состав бригады и подразделения 175-го батальона укрепленного района. И был отдан приказ о снятии всех частей с обороны и сосредоточении их в 2-00 часов 1 сентября на дороге, идущей в Сталинград с восточной окраины Калача. Причем все были предупреждены, чтобы снимались тихо, бесшумно, соблюдая полную маскировку. Но с целью маскировки, чтобы ввести противника в заблуждение, я приказал Кузьме Парфенову в 1 час 55 минут на 5 минут открыть беглый огонь из пушек по огневым точкам врага.
Все части и отдельные подразделения бригады и 175-го батальона укрепленного района быстро свернулись на участках своей обороны и организованно прибыли на место сбора.
Соблюдая светомаскировку, с включенными моторами на тихих оборотах, приехали и все автомашины, нагруженные боеприпасами и имуществом, и заняли свои места на дороге. А в назначенное время артиллеристы капитана Узянова открыли беглый огонь.
ПРОРЫВ
К двум часам все были в сборе, за исключением медработников сортировочного отделения М. И. Киреевой. Ночь выдалась темная. Кругом ни звука. И вдруг: чи-чи-чи-чи — послышалось шипение поезда, и через минут десять появился командир бронепоезда подполковник (фамилию не помню) и доложил:
— Товарищ полковник, бронепоезд прибыл в ваше распоряжение согласно приказу Военного совета 62-й армии!
— Немедленно, пока не рассвело, следуйте обратно, а мы будем действовать самостоятельно. Об этом доложите Военному совету армии и скажите, что я благодарю их за эту помощь. — И тут же подал команду «по машинам». На машины сели не только здоровые и легкораненые, к ним были прицеплены пушки и тяжелые минометы.
С потушенными фарами, тихо в ночном мраке двигалась колонна в 38 машин. Водители, привыкшие к темноте, строго соблюдали дистанцию. Вскоре рассвело, но ехали, еще не замеченные врагом.
Выглянувшее как из-под земли солнце обогрело бойцов своим теплом. В середине колонны, на одной из машин, сержант комсомолец инженерно-минной роты Михаил Холошин
И тут же все воины в машине подхватили:
Мы бойцы подразделений Из бригады боевой.Песня захватила воинов и на других машинах. И полетели ввысь и в стороны ее боевые переливы. Не доезжая песчаного карьера и хутора Старый Рогачик, мы увидели в воздухе группу немецких бомбардировщиков в 30 самолетов. Они летели в стороне, тяжело нагруженные бомбами, и я думал, что нас не заметят и пролетят мимо, но они увидели колонну и повернули. Я быстро подал команду рассредоточиться машинам. Адъютант А. Жигалкин закричал:
— Товарищ полковник! Скорей в окоп!
Мы вчетвером, майоры И. Турбин, П. Ковган, медсестра М. Ананченко и я, прыгнули в окоп. Больше окопов вокруг не было. Бойцы, как горох, рассыпались по полю, прижавшись к своей матушке-земле, хорошо зная, что неприятность может быть только от прямого попадания бомбы или ее близкого разрыва.
Бомбардировщики пошли в пике один за другим. Бомбы сыпались на наши головы, как картошка из мешка. Вдруг одна из них попала прямо в наш окоп, только в другой отсек. Я, засыпанный землей, потерял сознание и очнулся через некоторое время. Еще кружилась голова и мелькали красные шарики в глазах. И первым долгом спросил товарищей, живы ли они. К счастью, живы были все. Но радоваться было еще рано: бомбы летели и летели и падали очень близко, обдавая нас взрывной волной.
Когда смотришь на летящие бомбы, а они, кажется, летят прямо на тебя, невольно представляешь — ну вот, это моя последняя. Но больше всего с болью в сердце думал о храбрецах, лежащих на открытом поле: обидно было погибать от бомбы, а не в открытой схватке.
Через несколько минут воздушные пираты улетели. Помощник начальника штаба майор П. Г. Данилов быстро пробежал все подразделения, узнал о потерях. На поле видно было, как горела штабная машина. Он доложил, что кроме этой горящей машины, в которой был убит шофер, других потерь нет. Документы в машине были спасены благодаря смелости штабных работников капитанов Великжанина, Крамаренко, Грудника и красноармейцев охраны Коршунова, Еремеева и Куклина. Иной раз ведь налетало столько самолетов и бомбили столько часов подряд, что казалось со стороны: все живое на земле сгорело, разбито, уничтожено. Потом выяснялось, что благодаря заранее принятым мерам люди в окопах с хорошей маскировкой понесли небольшие потери. А бывало и другое: налетят один или два бомбардировщика и наделают столько беды, что ума не приложишь, как могло такое произойти.
Такой случай был у меня на глазах в феврале 1942 года в районе Северного Донца, когда один из кавалерийских полков 6-й гвардейской кавалерийской дивизии въехал с целью маскировки в редкий лесочек. Тут же налетел один немецкий бомбардировщик, сбросил полтонную бомбу в центр колонны, полк потерял 106 лошадей и 92 кавалериста.
Однако вернемся к бригаде. Как только закончился налет, колонна двинулась вперед к песчаному карьеру, недалеко от села Карповка. Прибыв на место, заняли в песчаном карьере оборону фронтом на восток, и только успели построить командный пункт и его замаскировать, как появилась девятка немецких воздушных пиратов и точно начала сбрасывать бомбы на наш КП. Вокруг все загремело, засвистело, заволокло пылью и огнем, казалось, сейчас земля провалится куда-то в преисподнюю, а наш КП прямым попаданием бомбы был разрушен до основания. Счастье, что ни одного работника штаба в этот момент не находилось в блиндаже.