Героический рейд 20-й
Шрифт:
— Полежите, полежите, товарищи, поправляйтесь, набирайтесь сил. Будет время, и вы снова пойдете в свои подразделения.
Начальник эвакоотделения врач Киреева рассказала нам, что лично только она сделала перевязки 180 раненым бойцам и командирам и 5 операций тяжелораненым.
— Причем, — говорила она, — подавляющее большинство из них, несмотря на наши уговоры остаться на медпункте и подлечиться, категорически отказываются и уходят к себе в подразделения. Сегодня утром явился на медпункт молодой, высокий лейтенант, у которого пулей навылет был пробит бок. Пока обрабатывали ему рану, он мне рассказал, что в утренней схватке с фашистами лично уничтожил 7 фашистов. Потом оделся и, несмотря на то, что я его не пускала, тут же ушел, заговорщически прошептав, что его
— Вот они какие у нас люди! — воскликнул комиссар Давыдов. — Я не могу сейчас вам, Петр Сысоевич, рассказать детально, — продолжал комиссар, — сколько на сегодняшний день получено писем бойцами и командирами от их жен, отцов, матерей и невест, но в каждом письме все они пишут им примерно одинаково. О том, чтобы быстрее разбили проклятых фашистов и возвращались домой с победой.
Это клич к воинам родных людей, клич родного очага, клич советского народа. А сколько было прислано посылок бойцам на фронт с разных концов Советского Союза, и в каждой посылке тоже было письмо с призывом бить больше фашистских извергов.
Вечером мы собрались на совещание, на котором присутствовали командиры и комиссары частей и начальники служб. На нем мы разобрали наш сегодняшний бой и наши недочеты. Здесь же я отдал приказание командирам частей занять круговую оборону, правильно расставить огневые средства, установить четкое взаимодействие, особенно в критические моменты боя, помогая друг другу живой силой и огнем. Отпуская командиров, я напомнил, что противник не оставит нас в покое, он повторит свои атаки с еще большим остервенением, к этому мы должны быть готовыми. Просил продумать все до мелочей.
После совещания снова в подразделения пошли политработники и офицеры штаба, чтобы помочь командирам. В частях и подразделениях к этому времени были выпущены боевые листки, в которых воины призывались равняться на храбрейших, таких как лейтенанты А. Сахаров, К. Звинцев, И. Швааб, сержанты Н. Степанов, Я. Сальников, красноармеец X. Ганеев.
Отличившимся было приятно сознавать, что их подвиг достойно оценен. Это придавало им новые силы, а на примерах героизма учились другие, как лучше бить врага. Боевые листки в подразделениях передавались бойцами из рук в руки и читались коллективно, а центральные газеты «Правда», «Известия», «Красная звезда», полученные накануне вечером, настолько интересовали личный состав бригады, что зачитывались, как говорится, до дыр.
Так, в бою, труде незаметно подошла еще одна ночь. После жаркого дня она ободрила нас своей свежестью и прохладой. Вдруг, как по команде, в разных концах старого Калача застрочили немецкие автоматчики. Строчил один, недалеко от КП. Мы с майором П. М. Ковганом немедленно выскочили из блиндажа узнать, в чем дело. Но когда подбежали к месту стрельбы, автоматчик умолк. Наши поиски не дали результатов. Когда же мы ушли, через некоторое время автоматчик снова открыл огонь. Так делали и другие фашистские автоматчики в разных местах города, рассаженные гитлеровским командованием, чтобы пугать нас и держать в постоянном напряжении. Это продолжалось в течение трех ночей. Но наши командиры и красноармейцы, испытанные в боях, поняв всю хитрость фашистов, не обращали никакого внимания на эту затею и делали свое более важное дело, чем искать ночью замаскированных фрицев. Плохо фашисты знали советского солдата. Недаром обер-фашист Геринг на Нюрнбергском процессе в 1946 году говорил, что они перед войной хорошо знали, сколько у нас в Красной Армии солдат, сколько пушек, танков и самолетов, но самого русского человека они не знали, и это была их самая большая ошибка. Гитлеру, Герингу и другим нацистам и в голову не пришло то, что наша родная ленинская партия за 23 года до войны не только сумела вооружить Красную Армию современным оружием, но и воспитала на идеях марксизма-ленинизма нового советского человека, который всем своим сердцем и разумом глубоко предан своему отечеству и партии. И он готов в любую минуту, в случаях агрессии, встать на защиту Родины и, если нужно, пожертвовать за нее собой. Ведь не случайно
В Калаче и на переправе эта ночь была тревожной. Под утро меня разбудила сильная стрельба на переправе. Я тут же схватил телефонную трубку и спросил командира 1-го мотострелкового батальона, в чем дело. Он доложил, что с западного берега Дона подошло несколько немецких лодок с автоматчиками к нашей части невзорванного моста и пытались тихо высадиться. Но их заметили наблюдатели батальона в скрытых пулеметных точках у моста и открыли такой огонь из пулеметов, что некоторые лодки были совершенно опустошены от десантников и плыли по течению, а остальные вражеские лодки с десантниками пустились наутек. И снова десантная операция противника была сорвана.
На какое-то время наступила тишина. Только в штабе бригады ни днем ни ночью не прекращалась работа, он гудел, как пчелиный улей: отдавались распоряжения частям, собирались сведения, проверялось исполнение приказов и распоряжений командования бригады.
Им некогда было отдыхать. Вот и сейчас я вижу: сидит у телефона майор Петр Данилов. Он настойчиво требует от всех командиров частей и отдельных подразделений наградные листы на отличившихся в бою.
— «Лилия», «Лилия»! — кричит он в трубку. — Я «Ландыш», «Лилия»! Очень хорошо. Почему так долго не отвечали, товарищ Шубин? Почему вы до сих пор не представили наградные листы и данные о потерях личного состава и техники? Давайте скорей, не задерживайте, а то скоро утро.
Послышался короткий ответ Шубина:
— Сейчас высылаю.
Вошедший, усталый начальник связи бригады майор Михаил Михайлович Громов, доложил мне, что телефонная связь, нарушенная во время боя, полностью восстановлена.
Всю ночь без сна и отдыха работали тыловые труженики во главе с вездесущим капитаном Николаем Брусликом, снабжая части продовольствием, боеприпасами, создавая некоторые запасы в боевых частях.
С рассветом в небе снова появились самолеты. Они немного пробарражировали над нашей обороной, а потом один за другим пошли в пике. Вокруг Калача, как в кипящем котле, грохотали взрывы бомб, а стервятники все бросали и бросали свой груз на головы людей и строчили из пулеметов. Одновременно обрушила на нас снаряды немецкая артиллерия из-за Дона. Дрожала пересохшая земля в огне и дыму.
В это время противник по дороге из Сокоревки бросил на северо-восточную окраину Калача 8 мотоциклов с колясками, на которых сидело по два гитлеровца с пулеметом. При сильной поддержке артиллерии и авиации, на бешеной скорости, открыв огонь из пулеметов, они пытались ворваться в нашу оборону, пробить брешь и навести панику. Им на первых порах удалось это. Засыпав свинцом участок младшего лейтенанта Комара, они врезались в его оборону. Растерявшись от такого неожиданного огня и «тарана», он первый стал отходить, оставив траншеи. За ним, отстреливаясь, стали отступать бойцы его взвода. Обстановка на какие-то минуты сложилась опасная. Но были приняты вовремя меры командованием бригады, и положение было восстановлено. Враг потерял возле окопов 4 мотоцикла и 8 фашистов, а остальные умчались на Сокаревку. Но гитлеровское командование, надеясь на успех смертников-мотоциклистов, из направления Камыши — Илларионовский бросило против нас свыше двух полков пехоты, 25 танков. И снова, как вчера, они, развернув свои боевые порядки, стали охватывать дугой Калач.
Немецкие танки, развернувшись фронтом, обогнав свою пехоту, быстро приближались к минному полю. За ними в два ряда бежала пехота. Отважные артиллеристы подполковника Кузьмы Парфенова и капитана Василия Узянова организованно и без суеты, быстро разворачивали пушки для стрельбы прямой наводкой, а потом, прильнув к прицелам, выжидали, когда ближе подойдут танки. Бой разгорался.
Соловьев Петр Иванович, офицер связи.