Героин

Маковецкий Михаил Леонидович

— И с тех пор вы стали информатором Аптекаря.

— Стал. О чем не сожалею. А прибился я к нему по необходимости. Как сказал поэт:

Выпивал как-то мэр Гётеборга С престарелым директором морга.

Я же нахожусь в федеральном розыске, а Капитан, надо отдать ему должное, людей Олигарха надежно прикрывал. Потому, когда Аптекарь меня на крючок подцепил, я здорово разнервничался. Если бы Олигарх решил, что я слил информацию о поисках источника героина,

он бы на меня сразу Капитана бы и спустил. И взяли бы меня, как скрывающегося от органов охраны правопорядка, под белы рученьки, и упекли бы в сыру темницу. А Олигарх сутенером был, сутенером и остался. Для него не было никакой проблемы использовать анус товарища не по назначению. Он бы меня рано или поздно Капитану бы на растерзание отдал, как когда-то поступил с Лысым. Тогда стало бы возможным обвинить меня даже в том, наклон Пизанской башни произошел по моей вине. Потому я давно и тайно лелеял в душе ожидание того момента, когда воспользуюсь первым попавшимся случаем. И когда Хомяк предложил мне уйти от Олигарха, я с радостью согласился.

— А когда вам позвонил Аптекарь, и сказал, что с завтрашнего дня вы становитесь негласным осведомителем пожилого следователя, вы просто запрыгали от радости. Ведь теперь проблема федерального розыска вновь стала не актуальной. Мол, это один из единственных способов избежать неизбежного ареста, пожилой следователь для рядовых ментов мордат больно.

— А что, разве я не прав?

— Правы, Ноготь, правы. Но вы защищены от федерального розыска только до тех пор, пока мы с вами плодотворно сотрудничаем. Это, надеюсь, понятно?

— Об этом я догадываюсь.

— Вот и отлично. Люблю я все-таки нашу горячую молодежью, на лету все схватывает.

* * *

— Я смотрю, вы уже устроились, даже кусты посадили, молодцы.

— Да что вы, тут еще работы непочатый край. И Аптекарь мой все на меня бросил. Осторожно, здесь копают.

— А, пожилой следователь, проходи. Ну, как тебе? Моя Лена на удивление быстро освоилась с функциями хозяйки барского имения. Наверняка в ее исколотых жилах течет голубая дворянская кровь.

— Ты бы меня в дом пригласил, рюмку налил. А потом бы спрашивал о впечатлениях.

— Да ты уже прошел без приглашения и сел к столу. Говори прямо, зачем пришел.

— Ну, для начала, ты зачем в осетины подался? Почему, к примеру, не в китайцы?

— В Москву я приезжал с товаром с Кавказа, покупателю представлялся кавказцем. А с мусульманским фольклором я совсем не знаком, чем мог вызвать ненужные вопросы. Потому и представлялся осетином. Осетины православные, о том, что Аллах велик, знать не обязаны.

— Понятно. А товар, как я понимаю, это героин?

— Нет, натуральный кофе. Героин, конечно.

— Я что-то не совсем понимаю, зачем нужно вести героин со Средней Азии на Кавказ, если можно сразу вести его в Москву.

— Ты решил, что вожу афганский героин? С этим покончено. Сейчас я получаю в южной Осетии героин, который производится в Курдистане.

— Но, насколько я знаю, основной район культивирования опиумного мака — это Афганистан. О курдском

героине, признаться, я слышу впервые.

— Да, как я посмотрю, сотрудники антинаркотического департамента страшно далеки от политики, но, при этом, лелеют грандиозные планы набить морду всем и сразу. Впрочем, их политическая неразвитость вселяет в нас, простых торговцев наркотиками, большие и обоснованные надежды.

— Откуда такой сукин сын, как ты, мог узнать, что я работаю в антинаркотическом департаменте?

— Ну, товарищ пожилой следователь, тут вы меня переоцениваете. Мне это и в голову не приходило, пока Лена на вашу истинную сущность мне глаза и открыла.

— Зови свою… Я ей сейчас устрою!

— Леночка, деточка, где ты бродишь? Пожилой следователь так по тебе соскучился!

— Чувствует мое девичье сердце, что это не к добру.

— Твое девичье сердечко тебя не обманывает, наркоманка чертова! Я сейчас из тебя всю душу вытрясу, и твой Аптекарь тебе не поможет.

— А я в его помощи и не нуждаюсь. Сама за себя вполне могу постоять.

— Правда? Лена, извини меня, я не хотел тебя обидеть. Только не надо плакать, ради Бога!

— Высокий милицейский чин, стоя по колено в навозе, извиняется перед проституткой и наркоманкой. Финальная сцена шедевра соцреализма под названием «Доярка и кочегар». Чем это я вас так растрогала?

— Честно? Абсолютно ничем. Если бы не Аптекарь, который мне сейчас нужен больше, чем когда бы то ни было, ты бы давно уже глотала лагерную баланду. Наши архивы могут поведать массу любопытного о творческом пути девушки бледной со взором горящим, которая носит гордую кличку «Статуэтка». Но об этом позже. Сейчас ответь мне на такой вопрос. Откуда ты знаешь, что я работаю на антинаркотический департамент?

— Аркадий сказал.

— Так. А этот стервец откуда знает?

— Он мне не докладывал.

— Так. Ну что же, придется обратить вновь обратить свой пристальный взгляд на бюро по предоставлению экстремальных сексуальных услуг под названием «Уникум». И успокойся, успокойся. Как я понимаю, Аптекарь посадить тебя не позволит не при каких обстоятельствах, а сам он мне явно не по зубам. На сегодняшний день, по крайней мере. Я правильно рассуждаю, Аптекарь?

— О том, чтобы ее посадить, ты даже не вспоминай. Это тебе не по зубам, тут ты прав. Так что ты ее без дела не обижай, тем более что у нее слезы близко. Хочешь ее спросить что-то — спрашивай. Я с тобой всегда взаимовыгодно сотрудничал, не думаю, что-то измениться в обозримом будущем. А на понт ее брать не надо, она у меня и так…

— Извини, Аптекарь, извини. Я знаю. Хочешь, я тебе адрес дам одной цыганки. Только ты не смейся. Рамадановская-Рюмина, Гизелла, 72 года, руководит цыганской мафией. Так вот она самая настоящая… не знаю даже, как и сказать… ну, в общем, она поворожит, и все пройдет. Никакой психиатр так не сможет. Помню, у нас один оперативный работник совсем спился. Ну, то есть, из белой горячки не выходил, в натуре. Так вот она…

— Вы у меня что-то хотели спросить, пожилой следователь, или сами мне хотите что-то рассказать?