Героинщики
Шрифт:
– Ну ты даешь, надо было ему еще и в морду дать, - поддерживаю я его только потому, что сам нахожусь за сотни миль оттуда и мне не придется отвечать за последствия!
Лондон, я люблю тебя!
– Именно это я сказал и Томми, - заносчиво и довольно соглашается он.
– Но я решил забыть об этом, ага, не хочу лезть в ее ебаные семейные дел, тот мудак и так хорошо не кончит. В любом случае, он еще сам ныть и рыдать, умолять, чтобы она вернулась домой, но я ей не позволю - хочу, чтобы мы начали жить вместе, найду для нас хорошенькую квартирку. А то неудобно, она спит на диване, а не со мной, в одной постели. И получается, что мы трахаемся у меня,
– Да, все это - дерьмо, но я все равно хочу найти себе жилье, и девушка трахается хорошо, но нельзя отрезать хуй, чтобы досадить яйцам, как я люблю говорить. Ты меня еще слушаешь, бля?
– Да. Нельзя отрезать хуй, чтобы досадить яйцам, - повторяю я за ним, он действительно часто так говорит.
– То-то и оно. Поэтому я позвонил Монне, на следующей неделе мы переезжаем в ту квартиру на Баченен-стрит. Надеюсь, эта сучка готовит так же, как трахается! Приказал ей поучиться у мамы - кулинарии, конечно, а не трахаться! Так что буду теперь в собственном жилье, трахаться буду каждую ночь. Надо только научить ее закрывать рот, когда надо, и будет все совсем клево, бля.
– Звучит неплохо.
– Да, ну что, я побежал. Не могу же я целый день сидеть у телефона и с тобой, мудаком, болтать! Блядь, и так счет за разговоры как получу, то охуею, это точно.
– Извини, что задержал тебя, Фрэнк.
– Это ты правильно говоришь. Я теперь - человек занятой, бля. Когда возвращаешься?
– На Новый год ...
– Клево! Устроим тебе такой прием, что никогда в жизни его не забудешь. Увидимся, друг.
– Увидимся, Франко. Пока-пока.
После такой психической атаки мне понадобилась еще одна доза героина. На кухню входит Кайфолом, потирая глаза со сна.
– Вы что здесь, курите, сейчас? А как же собеседование с тем мудаком из дока?
Вот он, настоящий Кайфолом. Я ни одного парня не знаю, который спорил так же много. Никси смотрит на нас с веселой улыбкой.
– Подождет ... Мне надо было с Бэгби перетереть по телефону, понятно?
– С этими словами я передаю трубку Кайфолому.
Он отказывается:
– То, что он сумасшедший психопат, еще не означает, что вы должны быть такими самыми безответственными мудаками, - говорит он, принимая таблетку спида, но затем его глаза тускнеют от печали: - Забыл сказать - мама Элисон умерла на прошлой неделе. Кажется, похороны были вчера.
– Хуево ... Очень хуево, друг. Лучше бы ты сказал, Саймон, я бы поехал поддержать ее!
А Бэгби даже не подумал мне рассказать, мудак, бля.
– Да, ну что ж, ничего теперь не поделаешь, - с сомнением смотрит он на меня, видимо, не очень оптимистичной мысли обо мне мои друзья.
– Если кто-то и должен был поехать туда, то это я. Мы с ней очень близки.
– А она приходила на похороны моего малого братика, и вообще ...
– отвечаю я.
Дерьмо: жизнь может быть как плеядой возможностей, так и ебаной загрязненной дорогой с рытвинами.
– Да. Она приходила поддержать тебя и Билли. Хотя, наверное, она думает, что мы в Лондоне, все такое, и мы увидимся с ней через неделю после Нового года, - обещает он. Затем Саймон смотрит на Никси, который бездумно уставился в стенку под кайфом от героина.
– Надо и Никси
– Слушай, Марк, мне нужна от тебя маленькая-маленькая-маленькая услуга. Мне надо уладить кое-какие дела с Люсиндой ... Я обещал встретиться с ней в полдень в пабе «Грязный хер» напротив станции «Ливерпуль-стрит ».
Он опускает детали, и хотя мне это не очень нравится, он все же мой друг, поэтому я прикрою его.
Целая вечность проходит, пока мы моемся, одеваемся и добираемся «Хакни-Даунз», откуда поездом направляемся на Ливерпуль-стрит и переходим дорогу к той пивной.
«Грязный хер» весь набитый работниками Сити, которые зашли сюда перекусить во время перерыва, а также в одежде, специально приготовленном нами для собеседования, мы выглядим на их фоне настоящими нищими, но нам похуй. Мы с Кайфоломом надели свои костюмы, которые остались с похорон, но яркие красные волосы Никси и его общее сходство с индейцем, бело-розовая рыхлая куртка, которая, к нашему счастью, прикрывает футболку с надписью Королева всем найдет работу ручками, бросаются в глаза, и только его черные брюки похожи на что-то приемлемое, хотя огромные красные кроссовки все равно привлекают внимание. Так странно становится, когда он прячет свое нутро доброго, душевного парня и превращается в панк-динозавра.
Когда мы находим себе свободный столик, Кайфолом ищет в баре Люсинду, которая сидит где-то в углу, и тянет меня за собой. Он знакомит нас, потом они начинают оживленную беседу, во время которой он выпячивает грудь, как соседский голубь.
– Действительно, ты так расстроена, - надменно заключает он, барабаня пальца мы по огромному деревянному столу.
– Неправильно с моей стороны говорить с тобой о таких вещах, когда ты так плохо себя чувствуешь. То есть ты слушаешь меня, но не слышишь, если ты понимаешь, о чем я.
Эта красивая девушка со своей светлой англосаксонской кожей – типичная представительница всего отчаянно репрессированного английского среднего класса. Мне несколько неловко сидеть вместе с ними, я хочу уйти.
– Это - пустая трата твоего времени и моего, - говорит Кайфолом в своей мрачной и официальной манере. Вдруг он бесцеремонно возвращается ко мне: - Оставь нас, Рентс.
Я счастлив оставить их и присоединяюсь к Никси за барной стойкой. Но я не спешу заказывать себе выпивку. Никси выглядит действительно ужасно: будто общий вес жителей всех районов Лондона навалился на плечи. С яркими цветами своей розовой куртки он выглядел персонажем плакатов, которые продаются и сейчас на Пикадилли-Серкус. Я сразу вспоминаю, как говорил о панках Лес Доусон: «Со своим голубыми волосами и английскими булавками они напоминают мне мою тещу». Но Никси рассказывает, что туристы до сих пор просят его сфотографироваться с ними где-то в Вест-Энде, но не платят ему за эту услугу ни пивом, ни пенсом, ни даже случайным сексом.
Несмотря на весь свой гонор, он сильно нуждается. Лондон - это дорогое удовольствие, без денег здесь почти невозможно существовать. Если живешь в каком-то Далстоне, Стоке или Тоттенхэме, или даже в Ист-Энде, это все равно, что жить где-то в Мидлзбро или Ноттингеме. Экономика заключенных почтовым кодом делает роскошную жизнь Вест-Энда недостижимой целью. Ни одному мудаку из нашей, местной пивной даже не светит выпить в баре Вэст-Энда. Я заказываю ему пинту светлого, которую он осторожно отпивает и отворачивается к телевизору, который висит над стойкой, стараясь не встречаться со мной глазами.