Героиня второго плана
Шрифт:
Комната, в которую отвела ее Нина Цезаревна, была такая маленькая, что вся состояла почти из одного только эркера. Наверное, когда из квартиры на Лиговке после революции делали коммуналку, то этот закуток отвели какому-нибудь одинокому, но не совсем простому человеку, иначе трудно было объяснить такое странное сочетание тесноты со стеклянной стеной.
Спать совсем не хотелось. Майя подоша к этой полукруглой стене и, не зажигая свет, отодвинула занавеску.
Эркер нависал над козырьком подъезда и напоминал корабль, вырвавшийся из обыденности в какое-то очень далекое плаванье. Наверное, такое странное ощущение возникало потому, что от уличного пространства
Басков переулок был пуст, даже машины уже не ездили. Майя вспомнила, как мелькали их огни по потолку, по напряженной, вздрагивающей мужской спине… Все вздрогнуло и у нее внутри, непонятно вздрогнуло, она не могла определить почему, но ей было радостно вспомнить это.
Дверь подъезда открылась, человек вышел на улицу. Это был Арсений. Майя удивилась, почти растерялась. Куда он идет глубокой ночью? Это было странно, даже загадочно, даже волнующе. Вот это все – апрельская ночь, блестящий от тумана асфальт, мужчина, которого она полчаса назад обнимала… Необъяснимость была в соединении всего этого здесь, в этом переулке и в этой минуте. Что-то значила эта минута в ее жизни, но что, Майя не понимала.
Арсений повернул на улицу Маяковского и пошел по ней к Невскому. Мелькнула его ровная фигура под одним фонарем, под другим и исчезла в ночном весеннем тумане.
Глава 4
Поездку в Петербург можно было считать удачной. То есть для работы удачной, обо всем остальном Майя постаралась забыть, потому что это остальное, отдалившись всего лишь на день, стало для нее источником беспокойства и недовольства собою.
А с работой все складывалось хорошо. Майе надо было решить, чем она будет заниматься в ближайшие полгода, для того она и приехала в Петербург и встретилась в «Зингере», любимом ее кафе в Доме книги на Невском, с директором маленького нового издательства, которое здесь же, в зингеровском здании и расположилось. Можно было, конечно, и по скайпу с этим издателем поговорить, но ей важно было понять, насколько серьезно его предложение – оформлять три книжные серии, одна из которых поэтическая. А понимать такие вещи она умела – ну, приблизительно умела – только в живом разговоре.
– А платить вы за все это собираетесь? – поинтересовалась Майя. – Ваша бескорыстная готовность создавать прекрасное меня, правду говоря, пугает.
– Собираемся, – успокоил издатель. – Что с нами дальше будет, непонятно, но это, знаете, не только про нас непонятно. А эти три серии у нас имиджевые, деньги на них отложены, я вам и аванс заплачу.
Кафе «Зингер», в котором они сидели, само было частью прекрасного, и в слова издателя хотелось поэтому верить. Глупая причина кому-либо доверять, может быть, но так подсказывала Майе интуиция, и она решила, что возьмет этот заказ.
Всю дорогу из Петербурга в Москву она читала стихи первого из авторов, которых предполагалось выпускать, а потом его же рассказы. Очень странный это был автор! Он словно состоял не из одного себя, а из множества собственных сущностей, и Майя не могла понять, что все эти сущности соединяет, хотя соединение это чувствовала очень явственно.
Время от времени она отрывалась от стихов и смотрела в окно на долгие вереницы голых весенних деревьев, мимо которых проносился скоростной поезд. Что-то нищее, утлое и безнадежное было в этом пейзаже, но он впивался всей своей протяженностью прямо в сердце. И не только ей – Майя вспомнила, как Набоков думал, что вернется когда-нибудь в места, где вырос,
Сквозь эти мысли, сквозь заоконные печальные виды то и дело всплывали воспоминания о том, что произошло вчера. Только стихи оказывались сильнее этих воспоминаний, и Майя поскорее погружалась в стихи снова.
В таком вот настроении, немного задумчивом и немного растерянном, вернулась она в Москву.
По дороге до дома таксист не умолкая нес какую-то чушь про американцев, радио надсаживалось голосами каких-то людей, спорящих о чем-то таком же глупом, как россказни таксиста. Майе пришлось совершенно отключиться от внешнего мира, а это было ей сейчас некстати: сразу же одолели ненужные мысли.
«Он мог бы попытаться меня хотя бы увидеть, – думала она, глядя, как широким размахом возникает за окном Ленинский проспект. – Это не означало бы, что отношения продолжатся, совсем нет. Но даже не поговорить со мной после всего… Это не то что неприлично – просто слишком красноречиво. Легкая добыча – это про меня. Он так ко мне и отнесся, это очевидно. Мужчины этого не любят, для них быть с такой женщиной – все равно что ловить рыбу в бочке. Из какого фильма эти слова? Забыла. А что он, кстати, говорил про рыбалку? Да не все ли равно! Какие-то сторонние, совершенно посторонние у него были мысли… И я не смогла его от них отвлечь».
Каким же унынием от всего этого веяло! Как от всей ее жизни. А когда такси остановилось и Майя вошла во двор, в подъезд, в квартиру… Ей показалось, что она никуда не уезжала. И что ничего с ней не произошло. Вообще ничего.
Правда, уже через десять минут она подумала, что такое чувство при возвращении домой, может, и неплохо. За то ведь люди и любят свой дом, что в нем растворяется все, что тревожило во внешнем мире, а если это не так, то дом и не дом вовсе.
Майя поужинала – уезжая, оставила в холодильнике йогурт и банан, – потом приняла душ и легла.
Сияющая сцена Мариинки, металлические блики на речной весенней воде, светлые скамейки у Фонтанного дома, вереница уличных огней на полу, на потолке, на постели, на плечах мужчины – все это память выстроила в одну линию. И сразу произошедшее между ней и Арсением сделалось таким же отвлеченным явлением жизни, как весна, и река, и балет.
От этого ее растерянность незаметно перешла в печаль, но печаль уже не то чувство, которое могло бы ее обеспокоить: к печали она привыкла.
Еще с полчаса Майя читала стихи и рассказы этого странного автора с нестранной фамилией Смирнов, потом встала, чтобы налить себе воды, выпила ее, стоя босиком у окна в кухне и глядя на купол света над Донским монастырем.
Она сказала бы себе, что жизнь вошла в привычную колею, но это не было правдой – стоило ей вернуться домой, как стало понятно, что жизнь ее из привычной колеи и не выходила. И, учитывая, как течет жизнь внешняя, это в общем-то хорошо.
С этой мыслью Майя и уснула.
Глава 5
Билеты в Кельн были взяты на следующую неделю. До отъезда Майя сдала в издательство обложки нескольких мистических детективов. Обложки получились слишком, на ее вкус, реалистичными, но редактор, который вел серию, попросил, чтобы они выглядели реальней реальности, несмотря на демонов и ангелов в качестве главных героев. Объяснил он это тем, что читатель сильно переменился за последние несколько лет и без реализма книжки не покупает вообще.