Герой должен быть один
Шрифт:
— Прорицатель! — шептались на улицах. — Небось, чует, что пахнет жареным!..
Как всегда, дело не обошлось без женщины — Эрифила, жена басилея (сводная сестра воинственного Адраста, которую Амфиарай когда-то поклялся слушаться во всем) благословила мужа на войну, и теперь басилей-прорицатель, не в силах нарушить клятву, заперся во дворце и пил мертвую, проклиная жену, себя, Адраста, Фивы и вообще все на свете.
— Подкупили дуру-бабу! — шептались на улицах. — Ожерельем Гармонии [80] подкупили!..
80
[Гармония —
— Адраст посулил его Эрифиле, чтобы та уговорила мужа идти в поход!
— Сам ты Адраст… просто у кого что на роду написано…
— Проклятое ожерелье… проклятый поход, — бормотали старухи, делая охранные жесты.
«Кажется, еще одна скамья на „Арго“ скоро опустеет», — подумал Иолай, покидая Аргос.
Уже у самого выезда из города до него донесся обрывок спора:
— …из всех смертных!
— Врешь! Все знают, что сильнейший из смертных — великий Геракл, мой дальний родственник!
— Ха! Мой козел тебе родственник, и не дальний, а близкий! Говорю тебе — Молиониды теперь самые сильные! Потому как СРОСШИЕСЯ! Понял?! И двое их, и не разлучить их никак…
— Сам ты козел сросшийся! Тоже мне — Молиониды!.. Которых к тому же не по отцу, а по матери назвали!
— Сам ты по матери…
Конца разговора Иолай не расслышал — он спешил дальше.
Но в голове занозой засело странное прозвище: «Молиониды». Он уже слышал его раньше — и знал, о ком речь. Первые выродки Флегр, братья-Молиониды, сросшиеся воедино близнецы-идиоты, сыновья Молионы, сестры Авгия, и Трехтелого Гериона. Понятно, почему их прозвали по матери — Авгий в жизни не признается, кто на самом деле их отец. А на повредившуюся рассудком Молиону и вовсе никто не обратит внимания. Вот и строят люди догадки, примеряя в отцы Посейдона, Гелиоса, Авгиевого брата Актора, самого Авгия…
Всяко люди говорят. Только правду мало кто знает. А кто знает — тот молчит больше.
Братья-Молиониды. Союзники Авгия. Ктеат и… Эврит.
Совпадение?
В конце концов, имя «Эврит» встречается не так уж редко.
Палец в небе раскачивался, издеваясь.
Иолай убивал коней, мчась на запад.
Он должен был успеть.
…Этого прихрамывающего человека в изрубленном кожаном панцире с редкими бляшками, опирающегося при ходьбе на копье с погнутым наконечником, Иолай увидел, подъезжая к знакомой излучине Алфея; где-то ниже по течению должны были сохраниться остатки той запруды, которую соорудили близнецы лет четырнадцать тому назад. [81]
81
[чтобы очистить Авгиевы конюшни, Геракл запрудил реки Алфей и Пеней, и поток воды смыл весь навоз (по слухам, вместе с конюшнями)]
Солдат понуро брел, не глядя по сторонам, и бывший
— Откуда путь держишь, герой? — с напускной ленцой поинтересовался Иолай, с трудом сдерживая волнение.
Солдат остановился, некоторое время тупо смотрел на Иолая; потом суть вопроса наконец дошла до него, и солдат разлепил потрескавшиеся губы.
— Из-под Пис.
— Ты случаем не из войска великого Геракла? — Иолай выбрался из колесницы и протянул солдату бурдюк с сильно разбавленным вином.
Солдат долго и жадно пил, потом вернул Иолаю изрядно полегчавший бурдюк и, утирая рот тыльной стороной ладони, хмуро ответил:
— Случаем.
— Неужто славный Геракл потерпел поражение, и его люди спасаются бегством? — наивно поднял брови Иолай.
Солдат неопределенно хмыкнул, присаживаясь у обочины.
Иолай поспешил сесть рядом.
— Мы с Гераклом так не договаривались! — после долгого молчания буркнул солдат и покосился на бурдюк, который Иолай ему немедленно вручил.
Солдат сделал еще несколько богатырских глотков — и тут его наконец прорвало.
— Не договаривались! — заорал солдат, брызжа слюной. — Не договаривались! Это не война, а божье проклятье! Сперва Молиониды эти, Авгиевы родственнички, Эреб их забери! Дерутся как демоны, не поймешь, двое их или двести… народу накрошили — ужас! Бронза не берет! Стрелы ломаются, копья отскакивают, мечи тупятся… не договаривались мы так!
— Сам видел, или как? — вкрадчиво поинтересовался Иолай.
— Видел. Издали… потому и жив остался!
— Ну и что — впрямь они сросшиеся, или врут люди?
— Врут, — отрезал солдат. — Поотдельности они, но…
Он задумался, подбирая слова.
— …но дерутся, как один! Спиной они друг дружку чуют, что ли?! На вид вроде люди как люди, здоровенные, правда — а все-таки не люди они! И двигаются по-другому, и морды страшные, и не поймешь — то ли доспехи на них, то ли чешуя рыбья… сам видел. Издали. А те, кто близко был, те уже ничего рассказать не могут!
Солдат дернулся, заозирался по сторонам.
— Не договаривались, — хрипел он себе под нос, — нет, не договаривались… ни про уродов этих, ни про богов… кто ж знал, что сами Олимпийцы за Нелея да Авгия против Геракла встанут?!.. Нет, не договаривались…
— Быть не может! — Иолай хлопнул себя по ляжкам, изображая крайнюю степень удивления. — Боги?!
А все внутри него кричало: «Может!»
Именно этого Иолай ждал в глубине души, ждал и опасался — боясь признаться в этом даже самому себе.
Боги на стороне Салмонеевых братьев.
Против Геракла.
Семья и раскаявшиеся Одержимые — против Мусорщика, видевшего их общий позор!
— Не может? Не может?! А я говорю — боги! Сам не видел, врать не стану («Солдат попался на удивление честный», — мимоходом отметил Иолай), — только их многие видели. И Арея-Эниалия, и Геру, и даже самого Аида! Понял?!
«А вот это — врут. Не верю. Не вытащит Семья Владыку из его Эреба со смертными воевать…»
Никаких теплых чувств к Аиду Иолай не испытывал, но и не мог представить себе Старшего, самолично отправившегося с оружием в руках на заготовку теней для своего царства.