Герой должен умереть
Шрифт:
– Нет, – прошептала Джоанна. – Не может быть! Ведь тогда и я погибла бы тоже! От вируса Эйхманна нет защиты…
– Да, – сказал Вэдан печально. – Скажи, когда Надежда связывалась с тобой последний раз?
Джоанна открыла было рот – и осеклась.
– И ты, единственный, кто знает… И ты ничего не делаешь? – сказала она.
– Ну, почему. Эпидемию же я предотвратил. Да и наработки в области космических путешествий у вас наверняка имеются. Люди Надежды будут ждать, пока континент опустеет. Учитывая то время, которое уже прошло, они явятся сюда недели через две. Я и так дал землянам фору. Люди Надежды будут ожидать найти
– Но ты же говорил, – заметила Джоанна. – Урок, который мы должны усвоить? Возможно, и стоит жить ради мести, но не стоит мстить ради мести.
Вэдан пожал плечами:
– То, что я сдал этот экзамен, еще не значит, что я сам усвоил этот материал. Когда я бился с кэцэрами, я считал себя сыном землянина, которого съели инопланетяне. А теперь…
Понимание пронзило Джоанну.
– Тебе не для чего жить, – произнесла она. – Не за чем.
– Да, – сказал Вэдан. – Судьба этого человека, моя судьба… Она исчерпала себя. Баруг хочет, чтобы я правил вместе с ним. Он не представляет себе, какая власть у меня была, когда я был кэнменом, и как я ею уже наелся. И все пути, которые я вижу перед собой, заканчиваются скорой моей смертью, более или менее позорной. Я не могу простить Баругу то, как он использовал меня, того, что он убил моего отца. Теперь это все менее ярко, менее эмоционально… Но все равно Аэйно Дарэнг дал мне жизнь в этом мире. Если я попытаюсь убить Баруга, то скорее всего, погибну сам. Если я сдамся на его уговоры, я стану куклой на троне, наркоманом. Так я хочу выбрать ее, мою смерть. Пока это в моей власти.
– То есть – пусть погибнут все? – возмутилась Джоанна.
Вэдан пожал плечами.
– Они ж не люди, – сказал он.
И в этот момент Джоанна окончательно поверила ему. То, что казалось ей невероятной сказкой, бредом, сном…
Так мог сказать только Джотфрид Химмельзон.
Человек, разорвавший Солнце пополам – чтобы оно не светило другим.
Голова ее гудела.
– Ты сам себе противоречишь, – сказала Джоанна.
Вэдан кивнул:
– Да. Я бездействую и поэтому тоже. Мне очень сложно принять какое-то единое решение. А пока события идут своим чередом, они неуклонно приближают меня к тому, что устраивает все части моей души.
– К смерти, – пробормотала Джоанна. – Да, ты прав! Какое-то время наши подождут, чтобы зараза выветрилась, но потом они прилетят, и.. о!
Вэдан выпил кёлзга прямо из кувшина.
– Так вы с Зиором поедете на море? – устало спросил он.
– Но, послушай! – горячо заговорила Джоанна. – Вэдан… хотя тебе лучше взять другое имя… Этот спазм, это отчаяние, эта усталость – пройдет. Поверь мне! Ты найдешь новую любовь и новый смысл. Ты снова сможешь сделать эту жизнь простой для себя и забудешь о проблемах космического масштаба, которые ты должен был решить… Когда я поставила эту… бомбу из прошлого, я чувствовала себя как ты. Мне было нечего больше терять. Мне было все равно. Но теперь…
Она замолчала.
– Завидую Зиору, – сказал Вэдан.
– Пожалуйста… сделай хоть что-нибудь, – чуть не плача, сказала Джоанна.
Он, колеблясь, посмотрел на нее.
– Так ты хочешь, чтобы сареасы жили?
–
Вэдан, казалось, что-то обдумывал.
– Да, – сказал он наконец. – Можешь.
– И теперь мы с Гулназгом учим современный ретернлендский, – закончила Джоанна. – Повторяем, точнее. Он приходит в дом к Вэдану, чтобы не так бросалось в глаза.
– Зачем вы учите ретернлендский? – спросил Зиор.
– Этого я не могу рассказать, – ответила Джоанна нетвердо.
Зиор усмехнулся:
– Да и так понятно. Те, кто остался на Надежде, должны ненавидеть ретернлендцев даже больше, чем нас. За то, что у них хватило смелости жить вместе с нами. За то, что у них хватило мудрости понять, что мир изменился. И принять это. Гулназг прожил в Ретернленде два года, знает там все входы и выходы. Но у него слишком приметная внешность. Истинно сареасская. А ты выглядишь в точности как люди… возвращенной Земли.
Он помолчал. Негромко плескалась вода в бассейне. Джоанне эти несколько мгновений показались вечностью. Вэдан спокойно отнесся к тому, что она была, по сути, диверсантом, присланным уничтожить его родной мир. Для того человека, которым он теперь себя ощущал, этот мир не был родным. Но Зиор, чистокровный сареас, потомок покорителей Земли…
– Так, значит, это все из-за меня? – спросил он.
– Да, – сказала Джоанна.
Ей вдруг все стало безразлично. Она поняла Вэдана, чья душа перегорела полностью. Зиор поднялся на ноги, дошел до края бассейна. Джоанна смотрела на его черный силуэт.
– Я тронут, – сказал он. – Но...
Зиор замолчал.
– Понятно, – с трудом выговорила Джоанна.
Глупо было, в самом деле, надеяться на что-то. Вэдан, беспокоясь о ней, советовал не говорить Зиору всего. Что-то просто скрыть, где-то соврать. Но Джоанна не умела и не могла так. Для нее любовь была прежде всего доверием.
– Ты не понимаешь! – сказала она тогда Вэдану. – Я из-за этого убила собственного мужа!
Вэдан вздохнул:
– А теперь ты убьешь этим Зиора.
Зиор стоял и смотрел на подсвеченную в нежно-апельсиновый оттенок воду бассейна.
– Что тебе может быть понятно, – сказал он глухим голосом, чужим и страшным. – Передатчик у нее поломался… Дэйно, мой племянник, чей браслет ты носишь, ведь тоже не просто так остался на Надежде.
Джоанна шумно выдохнула.
– Мне нужно переговорить с Вэданом, – сказал Зиор. – Одевайся.
Он обернулся, посмотрел на девушку. Ее тело белело в темноте, словно прекрасная, но поверженная статуя.
Зиор Каарег усмехнулся.
– Может, и в Ретернленд вам с Гулназгом ехать не придется, – сказал он.
Эпилог
– К вам сареасы Дарэнг и Самре, – сообщил слуга.
Баруг очень обрадовался. Инедирт собирался сегодня к Вэдану. То, что он сам пришел к Баругу, сильно облегчало дело. Рад Инедирт был услышать и то, что Самре все-таки пришла вместе с ним. После той встречи в галерее прошла неделя. За это время Инедирт не тревожил Вэдана посещениями. Баруг надеялся, что любовники все же помирятся, и не хотел мешать. Он не мог поверить в то, что девушка, носившая на карнавале платье Принцессы Руи, откажется стать королевой Руилери. А демонстрацию чистоты и невинности считал самым неудобным способом торговаться.