Герой мисс Дорнтон

Фэрчайлд Элизабет

— Я слышала, что вы больше не ходите на публичные казни в Ньюгейт. — Ее голос донесся до него словно издалека в то самое мгновение, когда среди зрителей он увидел Крейтона и его дружков. Крейтон развлекал их каким-то рассказом, оживленно жестикулируя и поминутно заливаясь хохотом. Взгляд Дейда скользнул по этой группе и прошел бы мимо, если бы какое-то движение не привлекло его внимания.

— Да, — медленно ответил он на вопрос Маргарет.

Джентльмены, среди которых стоял Крейтон Соамс, начали оборачиваться

на их ложу. У Дейда похолодело в груди, когда все головы повернулись к ним. Они смеялись, эти юнцы, видевшие войну разве что на сцене, особенно тот, которого Крейтон назвал Артуром Пендлеем. Его вставные зубы ярко блестели в свете ламп.

Дейд знал только одну историю, которая могла развеселить Крейтона и его друзей. Пьяный Крейтон развлекал приятелей сочными сплетнями, имевшими отношение или к нему, или к той прелестной молоденькой девушке, что сидела рядом с ним и чистила апельсин. Ивлин откинулся назад, догадываясь, что развеселившие Крейтона и его компанию сплетни они с Маргарет вряд ли сочтут и вполовину столь увлекательными.

— Милорд? Что-то случилось? У вас очень странный взгляд. — Проницательные серые глаза мисс Дорнтон остановились на его лице.

Не желая напрасно тревожить ее, он продолжил прерванный разговор.

— Что касается Ньюгейта, ваш информатор был прав. Меня больше не приводит в трепет вид смерти. Я обнаружил… иное, что интересует меня так же сильно, как когда-то казни. — Он имел в виду свое восхищение ею, но никогда не стал бы говорить об этом. Дейд хотел, чтобы Маргарет досталась Уоллису, он был уверен, что в объятиях его молодого друга ей будет намного спокойнее.

Ее щеки порозовели, словно она прочитала его мысли и они смутили ее.

— Рада слышать, что вы больше не посещаете подобных мест. — Сделав вид, что выбирает дольку апельсина, Маргарет спросила со столь характерной для нее серьезностью: — А вы не скажете, почему вообще ходили в это обиталище смерти? — Она бросила на него быстрый взгляд и прикусила зубами дольку апельсина, словно для того, чтобы остановить себя от дальнейших расспросов.

Дейд вздохнул, все еще думая о Крейтоне.

— Вы задали вопрос, Жемчужина, на который, быть может, и не хотите по-настоящему знать ответ.

— Возможно. — Она проглотила апельсин, и Дейд обнаружил, что с восхищением следит за движением ее губ. — Как может человек что-то понять, если не будет задавать вопросы?

— Вы уверены, что поймете?

— Вы же сами понимаете себя, милорд. Неужели вам так неприятен мой интерес.

Дейд молчал, глядя на Маргарет и стараясь запомнить ее такой, какой она была в этот момент. Теперь, стоит ему только почувствовать запах апельсинов, он сразу вспомнит их разговор.

— Я не понимаю себя.

— И думаете, что никто другой не поймет? — Маргарет отправила в рот еще одну дольку

апельсина, и на ее губе осталась капелька сока.

Дейд протянул ей свой носовой платок, и их пальцы соприкоснулись. При этой мимолетной встрече рук в ее глазах появилась такая нежность, что виконт подумал: из всех людей, кто мог бы задать ему этот вопрос, возможно, она единственная действительно прислушается к его словам.

Она отвернулась, вытирая губы.

— Причина, по которой я ходил на казни, Жемчужина… — начал Ивлин Дейд, и Маргарет резко подняла голову, платок замер в ее руке, — это то, что в смерти я видел окончание жизни, яркой и недолгой, словно пламя свечи. Я ходил, чтобы наблюдать за реакцией человека, когда задувают эту свечу.

— Что? — Забытый апельсин лежал у нее на коленях — бледное солнышко на его носовом платке, луноподобные дольки на квадратике с монограммой, что защищал ее золотистое платье.

— Стали бы вы прислушиваться к последнему шепоту жизни, сорвавшемуся с губ отчаявшегося человека, окруженного толпой бессердечных негодяев, давным-давно ожесточивших свои сердца и души против хрупкой красоты бытия?

Дейд отвел взгляд от опасного изгиба ее обрисованных платьем бедер и посмотрел ей в лицо. На нем застыла боль. Он был прав, когда предположил, что она не захочет слушать его объяснения.

— Но, сэр, вы же не хотите сказать, что действительно искали смысл жизни в подобных местах?

— Нет? Почему вы так думаете?

Маргарет смотрела на него своим глубоким, внимательным взглядом — мудрым взглядом серых глаз, которые поразили его воображение намного сильнее, чем могла это сделать любая казнь. Ее нежные губы, все еще орошенные апельсиновым соком, манили его с необыкновенной силой. Он хотел целовать эти губы после каждого произнесенного ею слова, ощущая вкус апельсина. По ее голосу он сразу определил, что она беспокоится о его душевном спокойствии так, как никто из его знакомых.

— Нежное дыхание жизни — вот что находится между рождением и смертью, — сказала она настойчиво, не сознавая, что походит на добрую старую монахиню. — Оно трепещет в каждом мгновении, что отсчитывают нам часы.

Его глаза не отрывались от апельсина у нее на коленях.

Маргарет продолжила, не замечая, куда он смотрит:

— Жизнь, чистую и совершенную, можно найти в любое мгновение, в самых простых вещах. Ее можно увидеть… — она протянула руку вверх, указывая на облачка пыли в золотистом свете ламп над ними, — в красоте поднимаемой ветром пыли. Жизнь можно услышать в реве толпы. — Она повернула голову, оглядывая зрительный зал, и Дейд услышал глухой говор толпы. — Жизнь можно ощутить в мягкости бархата. — Она погладила ленту, завязанную под грудью. Дейд же представил, как он гладит нечто более мягкое и нежное…