Герой не нашего времени. Эпизод II
Шрифт:
В факте звонка Панов очень сомневался, поскольку его начальник Голяков в кабинете вождя перед войной был последний раз 11 апреля и далее ограничился рассылкой спецсообщений Сталину, Ворошилову, Молотову, Тимошенко, Берии, Кузнецову, Будённому, Кулику и далее по списку.
Зато ещё с марта в Разведупре неуклонно зрела уверенность, что операция «Морской лев» не состоится. Не секрет, что воздушную битву за Британию Адольф Гитлер проигрывал. Раздражение генерал-майора вызвал тот факт, что это уже третья война, о начале которой военная разведка узнала последней.
Первой
А как хорошо начинался этот день! Улицы были спокойны, ещё ничего не зная, Москва жила обычной суетливой столичной жизнью. Трамваи, троллейбусы и автобусы шли переполненными, развозя жителей по местам воскресного отдыха. Подальше от городской духоты и поближе к озёрам, прудам и берегу реки.
Десять часов утра. С улицы раздался весёлый смех, и Мареева машинально выглянула в окно. По Знаменке куда-то шла компания юношей и девушек. Одна счастливица, цокая каблучками, увлечённо поедала эскимо, а её парень рядом так и норовил «случайно» коснуться руками плеч и бёдер подруги.
Они шли по улицам, такие легкомысленные, свободные и весёлые! Болтали, смеялись и радовались. Впереди вся жизнь, вечная молодость и обязательное всеобщее счастье.
Полина включила радио послушать последние известия. Ну что же: «… Правительство Германии выразило своё сожаление и заявило о готовности компенсировать людские потери и материальный ущерб, причинённый бомбардировкой».
Слабо замаячила надежда, Мареева встрепенулась и вновь поникла, вспоминая, что уже слышала, как немцы извинялись за ошибочный налёт на Дублин. Ирландцев Гитлер старался не раздражать.
Что делать? Ожидание этого Арнимова становилось всё более невыносимым.
Ещё очень далеко от неё двигался по железной дороге поезд, спеша к Москве и, несмотря на задержку, обещая быть в столице к ночи. Время в пути – на пару часов меньше суток.
…Проснувшись около полудня, Майя вышла в неширокий коридор, где оживлённо разговаривали два командира. Она прислушалась: на станции Красное военные слышали, как диктор сказал, что в полдень по радио передадут сообщение чрезвычайной государственной важности. У репродуктора уже собирались взволнованные люди, а тот вдруг начал передавать одни бравурные марши, ревущий рокот которых ещё больше взвинчивал толпу.
Вагон качался, колёса стучали, и пассажиры постепенно приближались к Смоленску. Ненашева смотрела в окно. Вот мелькнула вывеска «Катынь», а дальше пошёл унылый пейзаж. Бесконечно бегут мимо леса, лишь мелькает, петляя, дорога, то приближаясь к железнодорожному полотну, то вновь прячась за деревьями.
– Давайте знакомиться? Меня зовут Иван, а это – Андрей.
Разговор командиров как-то угас при виде хорошенькой, но почему-то грустной девушки.
Майя молча посмотрела на лейтенантов. Высокие, но с размашистыми движениями рук, резким запахом одеколона и громкой речью.
– Ой, какая гордая! Как же тебя звать?
– Девушка, давайте погрустим
Мысленно она поставила рядом своего Максима, усмехнулась получившемуся сравнению и захлопнула дверь в купе прямо перед носом бесцеремонной парочки.
– Что, пристают? – очнулся Фёдор, он почти не спал, так, подрёмывал.
– Да, пристают.
– Ты красивая, дочка.
Поезд подошёл к Смоленску, и в коридоре вдруг резко захлопали двери, послышался топот множества ног, раздались громкие голоса. Майя посмотрела, как машинально придвинул к себе вещмешок сопровождавший их сержант. Что же такое лежит там?
– Что случилось? – Она тоже вышла из купе.
– Война! Молотов выступает.
– Как, с кем? – Её сердце от страха упало в пятки.
– Известно с кем! С заклятым другом, Германией!
– Матка бозка! – произнесла мама и осенила себя крестом.
– Ничего, дочка! Били мы уже этих колбасников и ещё раз побьём!
В Вязьме, где паровоз минут двадцать набирал воду, они попали на митинг железнодорожников. Глаза немного рябило от обилия кумача, а с трибуны, где менялся один оратор за другим, доносилось:
– Новоявленных фашистских наполеонов наш народ разобьёт так же, как разбил настоящего Наполеона в 1812 году!
– Грязные фашистские собаки осмелились протянуть свою лапу на территорию нашей священной родины! Пусть пеняют на себя: их ждёт смерть. На удар врага мы ответим тройным ударом!
– Ну, теперь советской власти точно крышка. Немцы – народ серьёзный, коммунистов сразу всех на сук. А мы без жидов эх заживём…
Не только она обернулась, но глаза выхватили лишь пустое место, сразу заполненное толпой.
Паровоз набрал воды из водокачки и двинулся дальше, набирая скорость. Вновь мимо замелькали станции, деревни, поля, стены деревьев зеленеющего леса.
Мареева слушала обращение Молотова на улице. В управлении не сиделось, душно ей было, и не одной. Пусть там другие выясняют, кто прошляпил, кто не доложил и кто больше всех виноват!
Сейчас надо быть вместе с народом. Среди простых людей. Слушать, что скажут они, быть всегда вместе, в горе и в радости. Очень тяжёлая будет война. Не люди, а нелюди, винтики огромной бездушной машины напали на её страну.
«Граждане и гражданки Советского Союза!»
Сразу всё замерло. Оцепенело. На лицах растерянность. Что это, шутка? Нелепый дурацкий розыгрыш?
Женщина, стоя перед репродуктором, рыдала [229] .
– У неё муж на западной границе. Пограничник. Надо же, позавчера только уехал.
– Гражданка, да успокойтесь наконец! – начал сердито выговаривать ей парень лет восемнадцати со спортивными значками на груди. – Двух месяцев не пройдёт – и он вернётся! Героем! Орденоносцем!
229
Все реплики и реакция, кроме фразы с фамилией, подлинные.