Герой по вызову
Шрифт:
— …Афганистане!
— Точно, приятель! В Афганистане. Пока тот мой кореш не втянул меня в это дельце, я и не слыхал, что есть такая страна, а еще этот Кабул-мамбул… Едем прямо туда. Дороги там те еще… В этот раз пришлось брать с собой дополнительный запас воды. Радиатор каждый день закипал — это единственная была проблема. А с погранцами проблем никаких — едешь через границы как к себе домой. У меня паспорт в полном ажуре, и у моих пташек тоже. Об этом надо позаботиться заранее — чтобы у девочек паспорта
— А что потом?
— А потом приезжаешь в Кабул.
Я поглядел на него и поймал себя на мысли, что упустил самое важное: он перестал мне врать. Почему-то после кровавой экзекуции его отношение ко мне резко изменилось, я вызвал в его душонке чувство уважения, и теперь он выкладывал мне все детали своей грязной аферы с такой же гордостью, с какой Кортни Бид демонстрировал мне стопки старых газетных подшивок.
— Что-то я не пойму… — заметил я. — Ты с этими девчонками сексом занимался?
— С этими курицами? — Он нахмурился и задумался. — Ну, какой-нибудь хмырь мог бы, если бы ему приспичило. Есть такие, которых хлебом не корми — дай только девку в койку затащить. Но я со своими никогда не озорничал…
— Так за каким чертом ты их туда возил?
— Э, престань! Ты же не идиот! Теперь ты и сам можешь догадаться. Представь: ты привез в Кабул шесть или семь молоденьких девочек. Ну и что ты с ними делаешь?
— Не знаю.
— Тьфу ты! Да продаешь их! Неужели не ясно? А что с ними еще там делать?
— Продаешь их, — повторил я.
— Ну как же ты не догадался? Белые рабыни — вот как их там называют! И платят по штуке за каждую! То есть за одну поездку выручка составляет шесть-семь штук, потом прибавь махонький наварчик с продажи «лендровера» в том же Кабуле, да вычти затраты на перелет в Турцию — и все равно после всех расходов у тебя в кармане остается пять-шесть тысчонок чистыми! А если это проделывать раза четыре в год, то в сумме получается…
— Погоди. Ты их продаешь. Но кто же их покупает?
— Да есть там один чмырь — Аманнула его зовут. Такой здоровенный боров с седыми патлами до плеч. Прикинь: он никогда не торгуется! Сколько я ему уже этих девок толкнул — Аманулла ни разу со мной не торговался.
— А что дальше происходит с девушками?
— Их сдают в публичные дома. У них там молодые девки в дефиците, ты не знал? — Он хохотнул. — Прикинь: завезти в Сохо полный джип шлюх и попытаться там их продать? Да это все равно что в Ньюкасл поехать со своим углем.
— Значит, все они работают в Кабуле?
Он пожал плечами.
— А я почем знаю? По-моему разумению, они совсем не там работают. Вот если вдуматься, то чо им там делать? Аманулла их продает куда подальше, в глухомань, где с женским полом
Я сидел и слушал его вполуха, а он радостно излагал мне еще какие-то подробности. Я кивал в нужных местах, задавал нужные вопросы, и старался убедить себя в том, что все это происходит наяву. Время от времени я бросал взгляд на его указательный палец, валяющийся на полу. Палец был похож на пластмассовую игрушку вроде пластиковой кучки собачьих какашек или очков с глазами на пружинке, которые продают в магазинчиках забавных ужасов. Этот отрезанный палец казался столь же далеким от реальности, как и рассказ о Кабуле.
У него никогда не возникало проблем с живым товаром, поведал мне мистер С-Двойной-Фамилией, вплоть до последней поездки. Две девушки, Федра и фермерская дочка из Средней Англии, что-то заподозрили и в Багдаде едва не удрали от него в британское посольство.
— Пришлось вколоть им дурь, и весь остаток пути они были под кайфом. А остальным я сказал, что эти две красотки заболели и лежат с высокой температурой. Понес из-за этого убытки, черт бы их побрал. Пришлось подмазывать турецких и иракских погранцев. Но зато остальные ничего не пронюхали.
Я порасспросил его еще об Аманнуле и уточнил, где его можно найти. Наконец до него дошло, что я собираюсь сам отправиться в Афганистан и вернуть Федру. По-моему это потрясло его больше, чем утрата указательного пальца. Он-то был уверен, что я просто хочу наложить лапу на его торговый бизнес.
— Да ты, приятель, спятил! — заявил он. — Ты ее никогда не найдешь, это во-первых. А во-вторых, тебе не дадут ее оттуда вывезти. Она же продана, неужели не понятно? Ты, конечно, можешь ее выкупить назад, но после нескольких месяцев, что она прожила в Афгане, представляешь, во что она превратилась? Надолго их там не хватает. Вот прочему у них там постоянная нужда в свежачке.
Я подумал о Федре, о моей малютке Федре, о Деборочке мамаши Гурвиц. Милая девственница Федрочка, ты прожила целый месяц со мной под одной крышей и ушла от меня, нетронутая. Это же нелогично — просто беречь себя незнамо зачем, сказал я ей однажды. Ты должна беречь себя для чего-то конкретного.
А для чего же сберегла себя моя Федрочка? Для борделя в Афганистане?
Я встал. С-Двойной-Фамилией — я ведь так и не выяснил его настоящего имени, да и не больно-то хотелось! — продолжал чесать языком. Но я уже не слушал. Я нашел на полу упавший скотч и залепил его мерзкую пасть.