Герой Веков
Шрифт:
Не спуская глаз с инквизитора, она с трудом поднялась. Тот уже двигался с обычной скоростью, но все еще находился у Эленда за спиной и мог в любой момент нанести удар. Вин была слишком далеко, чтобы помочь.
Зато совсем рядом были враги — на склоне холма, всего в нескольких футах от Эленда и его противника. В отчаянии Вин разожгла латунь и перехватила эмоции ближайшего к инквизитору монстра. И в тот момент, когда противник атаковал Эленда, ее колосс повернулся и своим клинообразным мечом ударил инквизитора по лицу.
Удар не отделил голову от тела — он ее полностью раздавил. Этого оказалось достаточно, потому
По войску колоссов словно пробежала волна.
— Эленд! — закричала Вин. — Давай!
Император отвернулся от умирающего инквизитора, и она увидела на лице мужа сосредоточенное выражение. Когда-то Вин довелось поглядеть на Вседержителя, который подчинил себе целую площадь народа при помощи эмоциональной алломантии. Он был сильнее, чем она, и даже намного сильнее Кельсера.
Вин не могла видеть, как Эленд поджигает сначала латунь, а потом дюралюминий, но она это почувствовала. Почувствовала, как волна его силы, которой подчинились тысячи колоссов, давит и на ее собственные эмоции. Битва прекратилась. Поодаль Вин увидела потрепанные остатки крестьянской армии Эленда — измученные, окруженные мертвыми телами. Пеплопад продолжался. В последнее время он почти не останавливался.
Колоссы сложили оружие. Эленд победил.
Думаю, именно это и произошло с Рашеком. Он перестарался. Попытался выжечь туман, передвинув планету слишком близко к солнцу, и мир стал чересчур жарким, чтобы люди могли в нем выжить.
С задачей Рашек справился при помощи Пепельных гор. Ему стало ясно, что перемещать планету туда-сюда следует с изрядной осторожностью, и потому поступил иначе: вызвал извержение вулканов, из-за которого воздух наполнился пеплом и дымом. Щит из пепла уберег планету от излишков солнечного тепла, а само солнце из-за него сделалось красным.
4
Сэйзед, верховный посол Новой империи, изучал лежавший перед ним лист бумаги:
«Догматы канзи. О красоте, бренности, важности смерти и предназначении человеческого тела, несущего частицу божественной целостности».
Эти слова террисиец собственной рукой скопировал из одной из своих ферухимических метапамятей, где хранились тысячи и тысячи книг. Под заголовком мелким почерком были изложены основные принципы религии народа канзи. Написанное занимало большую часть листа.
Откинувшись на спинку кресла, Сэйзед в очередной раз перечитывал свои заметки. В догматы этой религии он вникал вот уже целый день и теперь хотел окончательно с ней определиться. Еще до начала работы хранитель многое знал о верованиях канзи, потому что изучал ее — вместе с другими религиями, существовавшими до Вознесения, — большую часть своей жизни. Религии были его страстью, целью всех его изысканий.
А потом настал день, когда Сэйзед понял, что подобные знания бессмысленны.
«Религия канзи противоречит сама себе, — записал он на полях, наконец-то приняв решение. — Она утверждает, что все живые существа являются частями „божественной целостности“,
Однако один из канонов той же конфессии гласит, что зло всегда будет наказано ущербным телом».
Сэйзед считал это отвратительным. Рожденные с физическим или душевным недостатком заслуживали сочувствия и, быть может, жалости, но не презрения. Кроме того, какую же из идей данной религии следовало считать истинной? Что духи вольны были выбирать и создавать себе тела или что тела им доставались в наказание? А как быть с наследственным влиянием на характер или внешность ребенка?
Кивнув самому себе, хранитель сделал примечание в нижней части страницы: «Логически непоследовательно. Без сомнения, неверно».
— Что ты там пишешь? — поинтересовался Бриз.
Террисиец поднял глаза. Расположившись за маленьким столиком, Бриз потягивал вино и ел виноград. Его наряд, как всегда роскошный, включал темный сюртук, ярко-красный жилет и дуэльную трость, которой Бриз любил размахивать во время разговора. Он похудел во время осады Лютадели и того, что за ней последовало, но потом снова набрал вес и теперь стал таким же дородным, как раньше.
Аккуратно вложив лист в матерчатую папку, где уже была почти сотня других таких же листов, Сэйзед завязал шнурки:
— Ничего особенного, лорд Бриз.
— Ничего особенного? — Бриз отпил вина. — Ты все время возишься с этими бумагами. Как только выдается свободная минутка, ты тут же их вытаскиваешь.
Террисиец положил папку рядом со своим креслом. Как объяснить? Каждый лист содержал описание одной из трех сотен разных религий, сведения о которых собрали хранители. Все до единой религии были теперь, как говорится, «мертвы», поскольку Вседержитель уничтожил их почти сразу же после начала своего владычества, около тысячи лет назад.
Год назад погибла женщина, которую любил Сэйзед. Теперь он хотел узнать… нет, должен был узнать… существовал ли хоть в одной из религий мира ответ на его вопрос. Он отыщет истину или окончательно разберется со всеми верованиями разом.
По-видимому, Бриз все еще ждал ответа.
— Я бы не хотел об этом говорить, лорд Бриз.
— Как пожелаешь. Быть может, тебе стоит использовать свои ферухимические силы, чтобы подслушать разговор, который сейчас происходит в соседней комнате…
— Не думаю, что это будет вежливо.
— Мой дорогой террисиец, — улыбнулся Бриз. — Только ты мог захватить город, а потом озаботиться вопросами «вежливости» по отношению к правителю, которому предъявил ультиматум.
Сэйзед сконфуженно опустил глаза. Возразить Бризу он не мог. Хоть они и не привели в Лекаль войско, целью их прибытия определенно был захват. Просто осуществить его они намеревались при помощи листа бумаги, а не мечей.
Все зависело от того, что происходило в соседней комнате. Подпишет король договор или нет? Бриз и Сэйзед могли только ждать. Террисийцу отчаянно хотелось снова достать папку и заняться следующей религией. Он размышлял по поводу канзи весь день и теперь, когда вердикт был вынесен, изнемогал от желания двигаться дальше. За последний год Сэйзед пересмотрел примерно две трети религий. Оставалось меньше сотни, хотя если принимать во внимание все секты и конфессии, то число увеличивалось примерно до двухсот.