Герой Веков
Шрифт:
— О-о? Так вы читали «Передвижение войск» Беннитсона? — небрежно бросил Эленд. — Это у него идет речь про «две различные точки». Как услышал, сразу вспомнил.
Морщины на лбу бывшего поручителя словно сделались глубже.
— Мыслители вроде нас, Йомен, часто забывают о том, насколько сильно на битву влияют эмоции. Дело не только в пище, обуви и чистой воде, хотя и они необходимы. Дело в надежде, смелости и желании жить. Солдаты должны знать, что их правитель тоже будет сражаться — возможно, не убивать врагов, но лично руководить происходящим, находясь где-то на краю поля боя. Они не
Йомен на это ничего не ответил. Улицы, по которым они шли, были очищены от пепла, но выглядели мрачно. Большинство людей перебрались в отдаленные кварталы, куда колоссы, ворвавшись в город, попали бы в последнюю очередь. Многие разбивали палатки снаружи, поскольку дома стали небезопасны из-за землетрясений.
— Вы… интересный человек, Эленд Венчер, — проговорил наконец Йомен.
— Я ублюдок.
Йомен вопросительно приподнял бровь.
— По сути, не по характеру или по рождению, — прибавил Эленд с улыбкой. — Я смесь всего, чем мне приходится быть. Немного мыслитель, немного бунтарь, немного аристократ, немного рожденный туманом, да к тому же немного солдат. Иногда я и сам не знаю, кто я такой. У меня ушла уйма времени на то, чтобы собрать себя по кусочкам и заставить все работать как надо. И только начало получаться — как тут же наступил конец света. О, мы пришли.
Лазарет Йомен устроил в бывшем здании братства, что, с точки зрения Эленда, показывало готовность идти на уступки. Хоть здания, предназначенные для религиозных целей, и были для бывшего поручителя святыми, он не мог не признать, что они же являлись наилучшими убежищами для больных и раненых. Внутри лекари заботились о тех, кому удалось пережить первую схватку с колоссами. Йомен тотчас же принялся с озабоченным видом обсуждать что-то с ответственными за работу лазарета, — похоже, его беспокоило число раненых, у которых началось воспаление. Эленд прошел в ту часть, где лежали самые тяжелые, которых он хотел приободрить.
Смотреть на солдат, пострадавших из-за его глупости, было весьма непросто. Как же он не подумал, что Разрушитель способен забрать колоссов обратно? Это же так очевидно. И все-таки Разрушитель сделал мастерский ход, заставив Эленда поверить, что тварями управляют инквизиторы. Внушить ему, что на колоссов можно положиться.
«Что бы случилось, — подумал он, — если бы я атаковал, как собирался поначалу?»
Разрушитель бы разгромил Фадрекс, не оставив никого в живых, и после этого колоссы обратились бы против самого Эленда. Теперь Эленд и Йомен оказались заперты в укрепленном городе, а у Разрушителя появилось время, чтобы хорошо подготовиться к атаке.
«Я обрек этот город на гибель», — думал император, сидя у постели человека, которому меч колосса отсек руку.
Эленд был расстроен, но знал, что принял правильное решение. И, по правде говоря, он предпочитал быть осажденным, чья судьба предрешена, а не победителем. Победитель не всегда прав.
Но неспособность защитить своих людей повергала в отчаяние. Хоть Фадрексом и управлял Йомен, Эленд считал его подданных своими. Он занял трон Вседержителя, назвал себя императором. Забота о всей Последней империи
Суматоха у дверей лазарета привлекла внимание Эленда. Отбросив темные мысли, он попрощался с солдатом и заторопился к выходу, где уже появился Йомен, чтобы разобраться с причиной шума. Там стояла женщина с мальчиком на руках. Ребенок бился в конвульсиях.
Один из лекарей поспешил забрать дитя.
— Туманная болезнь? — спросил он.
Женщина кивнула.
— Я до сих пор не позволяла ему выходить, — рыдая, пояснила она. — Я знала! Знала, что он заболеет! Ох, прошу вас…
Йомен покачал головой, наблюдая, как мальчика укладывают в постель.
— Тебе надо было послушаться меня, женщина, — сказал он. — Я приказал всем отдаться туману. Теперь твой сын занимает место, которое пригодилось бы какому-нибудь раненому солдату.
Продолжая рыдать, женщина обессилено опустилась на пол. Йомен тяжко вздохнул. Эленд видел по лицу, что он обеспокоен. Поручитель был вовсе не бессердечным, а прагматичным. Действительно, какой смысл в том, чтобы прятать кого-то всю жизнь из опасения, что его заберет туман.
«Его заберет туман…» — глядя на мальчика, отрешенно подумал Эленд.
Конвульсии прекратились, хотя лицо ребенка все еще искажала боль. Сам Эленд испытал подобное лишь один раз в жизни.
«Мы же так и не поняли, что собой представляет туманная болезнь», — подумал он.
Туманный дух к нему не вернулся. Но быть может, Йомен что-то знал.
— Лорд Йомен, — окликнул Эленд, отвлекая короля-поручителя от разговора с хирургами. — Кому-то из ваших людей удалось выявить причину туманной болезни?
— Причину? — переспросил Йомен. — Разве у болезни есть причина?
— Если болезнь настолько странная, то да. Вы заметили, что заболевших всегда шестнадцать процентов? С точностью до человека.
Йомен не удивился — лишь пожал плечами:
— Логично.
— Логично? — удивился Эленд.
— Шестнадцать — сильное число, — просматривая какие-то отчеты, пояснил Йомен. — Столько дней понадобилось Вседержителю, чтобы добраться до Источника Вознесения, например. В доктрине Церкви это число появляется очень часто.
«Ну конечно, — подумал Эленд. — Йомена не удивишь противоестественным порядком: он верит в бога, который упорядочил весь мир».
— Шестнадцать… — повторил Эленд, глядя на мальчика.
— Шестнадцать первых инквизиторов, — продолжал Йомен. — Шестнадцать заповедей в хартии каждого кантона. Шестнадцать алломантических металлов. Шестнадцать…
— Стойте, — перебил Эленд. — Шестнадцать чего?
— Алломантических металлов, — повторил Йомен.
— Их же четырнадцать.
— Мы знаем о четырнадцати, если предположить, что ваша супруга была права, говоря о металле, который является парой к алюминию, — покачал головой Йомен. — Однако четырнадцать — слабое число. Алломантические металлы идут парами, группируются по четыре. Похоже, есть еще два неоткрытых, и всего их шестнадцать. Два на два, на два, на два. Четыре металла для души, четыре для разума, четыре для тела и четыре для времени.