Герой Веков
Шрифт:
— Должен признаться, однако, — продолжил Бриз, явно расположенный к беседе под защитой зонтика, прикрепленного к его седлу, — что пепел — это чуть-чуть банально.
— Банально?
— Ну да. Хоть мне и нравятся костюмы черного цвета, сами по себе они навевают тоску.
— Разве пепел может быть другим?
Бриз пожал плечами:
— Вин ведь говорила, что за всем этим кто-то стоит, так? Некая злая роковая сила, или как там ее? Что ж, будь я такой роковой силой, я бы точно не стал утруждаться, окрашивая землю в черный цвет. Никакого шика. Красный был бы куда интереснее. Ты только
— Не уверен, что «злой рок» вообще существует, лорд Бриз.
— Да?
Сэйзед покачал головой:
— Пепельные горы всегда испускали тучи пепла. Разве так уж сложно предположить, что сейчас они стали активнее, чем раньше? Очень может быть, это все лишь результат естественных процессов.
— А туман?
— Климат меняется, лорд Бриз. Возможно, раньше дни были слишком теплыми, чтобы появлялся туман. Теперь, когда пепла в воздухе стало больше, дни вполне закономерно сделались холоднее, и поэтому туман держится дольше.
— Правда? Если все так, мой дорогой друг, то почему туман не задерживался в зимние дни? Они гораздо холоднее летних, но туман всегда исчезал с рассветом.
Террисиец смолк. Бриз был в чем-то прав. Но, вычеркивая из своего списка одну религию за другой, Сэйзед все чаще задавался вопросом, не выдумали ли они, что «сила», которую почувствовала Вин, является враждебной. Нет, он ни секунды не сомневался в том, что она рассказала им правду. Но если все религии лгали, разве такой уж большой натяжкой было предположить, что конец света надвигался на них просто потому, что отпущенное миру время вышло?
— Зеленый!
Сэйзед повернулся к гасильщику.
— Вот это, я понимаю, стильный цвет, — продолжал Бриз. — Необычный. Нельзя увидеть зеленое и забыть о нем, как о черном или коричневом. Разве Кельсер не твердил все время, что когда-то растения были зелеными? До Вознесения Вседержителя, до того, как Бездна впервые пришла в наш мир?
— Так написано в хрониках.
— По-моему, это было бы красиво, — задумчиво кивнул Бриз.
— Разве? — искренне удивился Сэйзед. — Большинство людей, с которыми я говорил, находили зеленые растения очень странными.
— И мне раньше так казалось, но теперь, когда приходится день за днем глядеть на черное… Что ж, думаю, некоторое разнообразие бы не помешало. Зеленые поля… капельки цвета… как их Кельсер называл?
— Цветы, — подсказал Сэйзед. — Ларста писали о них стихи.
— Да. Будет хорошо, когда они вернутся.
— Вернутся?
— Ну, Церковь Выжившего учит, что Вин однажды очистит небо от пепла, а воздух от тумана. Думаю, раз уж ей придется этим заняться, могла бы заодно вернуть растения и цветы. Сдается мне, это был бы подходящий поступок для женщины.
Сэйзед со вздохом покачал головой:
— Лорд Бриз, я понимаю, что вы просто пытаетесь воодушевить меня. Однако мне весьма трудно поверить в то, что вы приняли учение Церкви Выжившего.
Бриз поколебался. Потом
— Перестарался немного, да?
— Чуть-чуть.
— С тобой все непросто, мой друг. Ты настолько остро воспринимаешь прикосновение к эмоциям, что я почти не могу пользоваться алломантией, а в последнее время ты стал такой… ну, совсем другой. — Голос Бриза вдруг сделался мечтательным. — И все-таки было бы здорово увидеть зеленые растения, про которые все время говорил наш Кельсер. После шести месяцев пепла вполне можно хотя бы захотеть поверить в них. Наверное, этого достаточно для старого лицемера вроде меня.
Безнадежность, овладевшая Сэйзедом, едва не заставила его язвительно отметить, что простой веры недостаточно. Мечты и вера ничего ему не дали. Они не могли изменить тот факт, что растения умирали и мир двигался к своему концу.
Борьба потеряла смысл, потому что смысла не было во всем остальном.
Усилием воли Сэйзед отогнал подобные мысли. Иногда он переживал, что превратился в меланхолика. Но большую часть времени, к несчастью, даже собственная склонность к пессимизму его не волновала.
«Ларста, — сказал он себе. — Сосредоточься на этой религии. Надо принять решение».
Комментарии Бриза заставили Сэйзеда призадуматься. Ларста очень много внимания уделяли красоте и искусству, которые считали божественными. Но если божественность имела хоть какое-то отношение к искусству, тогда ни один бог никак не мог быть связан с тем, что происходило в мире. Пепел, уныние, гнетущий пейзаж… это не просто «банально», как выразился Бриз. Это совершенно безвкусно. Тускло. Монотонно.
«В религии нет истины, — записал Сэйзед в нижней части листа. — Наблюдаемые события прямо противоречат учению».
Он развязал папку и убрал туда лист, еще на шаг приблизившись к завершению своего труда. Террисиец видел, как краем глаза за ним наблюдает Бриз — гасильщик любил секреты. Сэйзед сомневался, что он будет так уж впечатлен, если узнает об истинной сущности этой работы. Как бы там ни было, хранитель хотел лишь одного: чтобы Бриз позволял ему оставаться в одиночестве, когда наступало время для работы.
«Мне не следовало быть с ним таким резким», — подумал Сэйзед.
Он знал, что гасильщик по-своему пытается ему помочь. Бриз изменился с момента их первой встречи. Когда-то — несмотря на редкие проблески сочувствия — он и в самом деле был грубым, эгоистичным манипулятором, которым теперь лишь притворялся. Сэйзед подозревал, что Бриз присоединился к компании Кельсера не ради желания помочь скаа, а из-за вызывающего плана, не говоря уже о богатом вознаграждении, которое пообещал ему Кельсер.
Вознаграждение — атиумный запас Вседержителя — оказалось выдумкой. Взамен Бриз получил нечто другое.
Внезапно террисиец заметил, что впереди кто-то движется сквозь пепел. Человек, одетый в черное. Однако посреди черно-серого поля даже проблески телесного цвета заметить было нетрудно. Должно быть, один из разведчиков. Капитан Горадель остановил отряд и отправил солдата навстречу. Сэйзед и Бриз терпеливо ждали.
— Донесение, господин посол, — доложил Горадель через некоторое время. — Армия императора вон за теми холмами — до них меньше часа.