Герой Веков
Шрифт:
Он шел через Хэрроуз, пытаясь решить, как оценивать эту встречу. По сути, Дарн не рассказал ничего важного, но Призрак почувствовал, как вокруг него происходят события, которые он не предусмотрел и был не в состоянии понять. Он уже почти привык и к голосу Кельсера, и к пьютеру, но по-прежнему опасался, что не сумеет оправдать возложенные на него надежды.
— Если ты не доберешься до Квеллиона первым, — сказал Кельсер, — он доберется до твоих друзей. Он уже подыскивает убийц.
— Он не станет этого делать, — позволил себе не согласиться Призрак. — Особенно если до него дошли слухи, которые
— Квеллион не владеет собой, — возразил Кельсер. — Не жди слишком долго. Тебе не понравится, когда ты узнаешь, какие неразумные поступки он способен совершать.
Призрак замер, услышав чьи-то быстрые шаги, и почувствовал, как дрожит земля. Он развернулся и сунул руку под плащ, чтобы достать оружие.
— Тебе ничего не угрожает, — тихо сказал Кельсер.
Призрак расслабился, и в этот момент кто-то торопливо завернул за угол. Это был один из жуликов, с которыми играл Дарн. Он тяжело дышал и раскраснелся от быстрой ходьбы.
— Мой господин!
— Я не из господ, — отрезал Призрак. — Что случилось? Дарн в опасности?
— Нет, сударь. Просто я… я…
Призрак вопросительно вскинул бровь.
— Мне нужна ваша помощь. Когда мы поняли, кто вы такой, вас уже не было видно. Я просто…
— Что за помощь? — перебил Призрак.
— Моя сестра, сударь. Ее забрали люди Гражданина. Наш… отец был аристократом. Дарн спрятал меня, а Мэйли я оставил с одной женщиной, и та ее предала. Сударь, ей всего семь лет. И ее сожгут через несколько дней!
Призрак нахмурился: «Чего он от меня хочет?»
Он открыл рот, чтобы задать этот самый вопрос, но промолчал. Он ведь стал совсем другим человеком, лишь напоминавшим прежнего Призрака. Он теперь способен на многое.
Как Кельсер.
— Сможешь собрать десять человек? — спросил Призрак. — Своих друзей, которые не прочь поработать ночью?
— Конечно. Думаю, да. Это чтобы спасти Мэйли?
— Нет, — покачал головой Призрак. — Это в качестве платы за спасение Мэйли. Найди их, а я постараюсь спасти твою сестру.
Мужчина с готовностью закивал.
— Отправляйся сейчас же. — Призрак вскинул руку. — Мы приступим этой же ночью.
В гемалургии важен металл, из которого изготовлен штырь, а также место, куда его втыкают. Стальные штыри, к примеру, впитывают алломантические способности, связанные с горением пьютера, олова, стали или железа, и, соответственно, наделяют ими того, кто становится носителем. Конкретная способность, однако, зависит от того, куда помещают штырь.
Штыри, сделанные из других металлов, крадут ферухимические способности. Все изначальные инквизиторы получили пьютерные штыри, которые побывали в телах ферухимиков, — тем самым им передалась способность накапливать силы для исцеления. Впрочем, по закону гемалургического распада это получалось у них гораздо медленнее, чем у настоящих ферухимиков. Вот как инквизиторы обрели печально известное умение излечиваться от ран, и вот почему им нужно было так много времени тратить
36
— Не надо было тебе туда ходить, — ровным голосом произнес Сетт.
Эленд удивленно приподнял бровь. Он ехал на своем белоснежном жеребце через центр лагеря. Тиндвил говорила, что люди должны видеть своего правителя, особенно в ситуациях, когда можно предугадать их реакцию. Этот урок Эленд усвоил очень хорошо и потому находился сейчас в седле. Накинутый на плечи черный плащ прикрывал пятна сажи на мундире. Солдаты должны знать, что император помнит о них. Сетт ехал рядом, привязанный к специальному седлу.
— Думаешь, я подверг себя опасности, когда отправился в город? — спросил Эленд, кивком отвечая на приветствие солдат.
— Нет. Мы оба знаем, что мне плевать, жив ты или умер, мальчик. Кроме того, ты рожденный туманом. Ты мог бы сбежать, если бы вдруг что-то пошло не так.
— Тогда почему мой поступок, по-твоему, был ошибкой?
— Потому что ты встретился с людьми. Ты говорил с ними, танцевал у них на глазах. Вот проклятье. Неужели не понимаешь, в чем проблема? Когда наступит время битвы, ты будешь волноваться из-за людей, которым станешь причинять боль.
Некоторое время они ехали молча. Эленд уже успел привыкнуть к утреннему туману, из-за которого лагерь казался меньше, чем был на самом деле. Даже усиленным оловом зрением он видел вместо отдаленных палаток лишь расплывчатые силуэты. Они как будто ехали сквозь какой-то потусторонний мир, полный загадочных теней и неразборчивых звуков.
Действительно ли он совершил ошибку? Возможно. Эленд знал, что имел в виду Сетт, понимал, насколько важно для полководца видеть в своих врагах не личности, а лишь препятствия.
— Я рад, что сделал все именно так, — твердо сказал Эленд.
— Знаю. — Сетт поскреб бороду. — Честно говоря, именно это меня и раздражает. Ты склонен к жалости. Уже само по себе это является слабостью, но главная проблема в другом. Проблема в твоей неспособности с этой жалостью справляться.
— Не стоило бы тебе привязываться к врагу, Эленд, — продолжал Сетт. — Ты должен знать, чем все это закончится, должен сделать так, чтобы избежать последствий! Будь я проклят, мальчик, у каждого короля есть свои слабости, но победителями становятся те, у кого хватает ума эти слабости давить, а не потакать им!
Поскольку Эленд ничего не ответил, Сетт тяжко вздохнул.
— Ладно, давай лучше поговорим об осаде, — поменял он тему. — Инженеры блокировали несколько речушек, которые текут по направлению к городу, но они сомневаются, что там нет других источников воды.
— Они есть. Вин обнаружила в городе шесть больших колодцев.
— Их надо отравить.
Эленд ответил не сразу. Словно два человека боролись в нем. Тот, кем он был прежде, хотел защитить как можно больше людей. Но тот, кем он становился, смотрел на вещи более здраво. Он знал, что придется убивать — или, по крайней мере, причинять неудобства — ради того, чтобы спасти большинство.