Гейдар Алиев
Шрифт:
…После отставки Алиева журналисты допытывались у Рыжкова:
— Вы с ними работали, правда же, он плохой человек?
— А если я скажу, какой он хороший, вы не станете писать? Вам это неинтересно? Я всем говорил тогда и повторю сейчас, что не буду бросать камни в этого человека. Да, мы работали вместе. И он хорошо работал.
Рыжкову вспоминается эпизод в аэропорту «Внуково»:
— Сижу перед вылетом, пью чай. Подходит незнакомый азербайджанец: «Николай Иванович, давайте выпьем по бокалу шампанского. Я хотел бы с вами выпить за нашего Гейдара. Вы единственный человек, который не бросил в него камень, не пошли на поводу у других».
Но эта встреча
Однажды черед дошел и до Евгения Максимовича Примакова, члена Политбюро ЦК КПСС, а после — Президентского совета. Академик занимал в Кремле тот самый кабинет, где до него работал Алиев. Рассказывая о событиях 1991 года, Примаков пишет:
«После XXVIII съезда КПСС я всецело сделал упор на работе в Президентском совете. Занимался не только внешнеэкономической деятельностью, но и вопросами, выходящими за ее рамки. Отношения с Михаилом Сергеевичем были хорошими, и я мог ставить перед ним проблемы довольно острые, решение которых, на мой взгляд, было необходимо. Но постановка этих вопросов вызывала определенную напряженность. Сознаюсь, главное, что меня волновало, даже возмущало, — это недостаточная решимость в укреплении власти Закона». Но в этом-то, заметим, и был весь Горбачев. На соображения Примакова он ответил, что «хочет избежать в тяжелые времена перехода к другому обществу гражданских столкновений — их могли бы спровоцировать решительные меры по наведению порядка в стране в целом». Примаков считал, что в словах Горбачева была только частичная справедливость: «Скорее даже справедливость намерений, а не возможных результатов отказа от такой активности, что в конце концов подтвердилось путчем, организованным ГКЧП».
Их острый телефонный разговор закончился фразой Горбачева: «Я чувствую, что ты не вписываешься в механизм».
За много лет до Горбачева похожую реплику о своих вчерашних соратниках бросил Сталин: они, мол, выпали из тележки на крутом повороте… Там — выпали, здесь — не вписались… Вот уже с кем не хотел бы быть в родстве Михаил Сергеевич, так это с Иосифом Виссарионовичем. Но при всей разнице характеров и действий оба они избавлялись от оппонентов. Правда, сталинские заканчивали свой путь в лучшем случае в лагерях, а горбачевских — «всего — навсего» настигали инфаркты, как Алиева или Рыжкова.
Николай Иванович не раз один на один встречался с Горбачевым, убеждал, что его экономический курс ведет страну в тупик.
— На последних заседаниях Политбюро до крика, до мата доходило, — вспоминает он. — Стенка на стенку шли. В открытую оскорбляли друг друга. После одного из таких заседаний я позвонил Горбачеву: так дальше нельзя. На заседания Политбюро приходят приглашенные, они разносят по всей Москве, как мы здесь за грудки хватаем друг друга. Мы же люди, а после таких ПБ спать невозможно. Михаил Сергеевич предложил встретиться на следующий день, в субботу. Я в субботу и так всегда работал, а он — нет. Встретились… Когда окончили беседу, я понял, что в другой комнате была Раиса Максимовна.
— Я убедился, что наши позиции принципиально расходятся… С ним Медведев, с ним Яковлев… Это люди, которые в жизни ничего не сделали, они книг, которые подписаны их именами, даже не читали, ржавого гвоздя не вбили.
Гейдар Алиевич Алиев, как считают наши собеседники, безусловно, справлялся — и хорошо! — с тем огромным объемом работы, который достался ему в Совмине и ЦК. Две золотые звезды Героя Социалистического Труда (вторая при Андропове) были достойной оценкой его работ. Он нередко
— На нас смотрели как на утопленников, — заключает Александр Гаврилов.
Филипп Денисович Бобков за свою долгую жизнь в разведке и в большой политике повидал всякое; знает, как складывались на Олимпе симпатии и антипатии, какие сложные конструкции выстраивались, какие союзы — кто и против кого дружит, кого топят или в современной терминологии — мочат. Его оценка отношения Горбачева к Алиеву категорична:
— Это было абсолютно отрицательное отношение. Абсолютно! В отличие, скажем, от того, как к Алиеву относился Андропов — очень хорошо. Андропов не боялся сильных, самостоятельно мыслящих людей, он ценил их, выдвигал. А Горбачев таких людей боялся и избавлялся от них — Алиева, Романова, того же Ельцина, Рыжкова, Баталина…
После отлучения Ельцина от Политбюро Горбачев предложил ему должность первого заместителя председателя Госстроя — министерский пост. Ельцин не ожидал такого подарка — министр СССР! И тут же дал согласие. Горбачев заметил: «Но до политики я тебя больше не допущу». Он еще считал себя всевластным: не допущу! Двигал людей, словно фигуры на шахматной доске. Но сам уже проигрывал страну.
Впрочем, думал ли он о стране? Правда, любил при случае повторять слова из популярной песни: «Жила бы страна родная…»
…Юрий Петрович Баталин вспоминает об одной из своих последних встреч с Алиевым в Москве:
— Это было уже после его отставки, в больнице на Мичуринском проспекте. Мы тепло, как всегда, поздоровались, разговорились. Вид у Гейдара Алиевича в ту пору был неважный — заметно похудел, казался изнуренным. Отошли мы в сторонку, присели. И он бросил фразу, которая мне запомнилась. Дословно я ее не приведу, а смысл такой: все-таки меня не уничтожили, мне удалось остаться живым, теперь я выберусь. Он говорил так, что было понятно: речь идет не только о физическом здоровье. По слухам, его хотели убрать, но не смогли.
Впору задаться вопросом: кому так сильно мешал Алиев, уже ушедший в отставку? Московским вершителям судеб? Алиев понимал истинное лицо Горбачева, Яковлева, выступал против них. Но здесь, скорее, дело ограничивалось ненавязчивым сервис — контролем: прослушками и тому подобными штуками. Силам, которые рвались к власти в Азербайджане? Алиев не раз говорил, в том числе и своим армянским друзьям в Москве, в частности, заместителю министра строительства предприятий нефтяной и газовой промышленности Союза Араксляну: «Если бы я был в тот период в Азербайджане, никакого Карабаха, никакого Сумгаита бы не было».
— Это точно, — добавляет Юрий Петрович Баталин. — Я убежден в этом. Алиев сумел прекратить войну в Карабахе. Начались переговоры. Понимаю, как трудны такие переговоры. Но какими бы долгими они ни были, все равно это лучше войны.
В одно время с Алиевым в больнице на Мичуринском проспекте оказался писатель Альберт Лиханов.
— Спецы по политическим отношениям считали уже опасным для себя общаться с Алиевым, — рассказывает Альберт Анатольевич. — А я решил его проведать. У Гейдара Алиевича в это время был Ильхам, мне показалось, что он чем-то расстроен. Ильхам деликатно поднялся и вышел, а мы как-то незаметно разговорились и проговорили до позднего-позднего вечера.