Гианэя (изд.1989г.)
Шрифт:
Да, сделано большое и нужное дело! Но ведь оно сделано. Значит, можно со спокойной совестью покинуть неуютный космос, вернуться на Землю, взяться за новую, не менее нужную и интересную работу. На родине тысячи дел!
Муратова нисколько не беспокоили результаты последних вычислений, производимых на этот раз самим Жаном Легерье. Все правильно! Астероид летит так, как это было рассчитано еще на Земле. Достигнув Юпитера, он повернет, повинуясь могучей силе притяжения гиганта Солнечной системы, к Сатурну, а тот, в свою очередь, изменит траекторию, направив ее к Урану. И так далее. Планеты будут передавать астероид-обсерваторию друг другу,
Но завтра… впрочем, какое же завтра, когда нет ни дня, ни ночи, ни восхода, ни захода Солнца… через восемнадцать часов все будет кончено. Легерье скажет долгожданные слова: «Все в порядке» – и Муратов будет свободен.
Ни за что на свете он не задержится здесь ни на одну минуту!
Если бы Виктор мог знать сейчас, что задержится в этом, неприятном ему, месте на целых трое суток!
Необъяснимое, чудовищно неправдоподобное событие было совсем, совсем близко!
Но будущее скрыто от человека законом причинности.
Держась за многочисленные стенные ремни, всеми силами удерживая тело в вертикальном положении, Муратов медленно шел в кают-компанию спутника. Это старинное название, взятое из лексикона давно исчезнувшего военно-морского флота, прочно держалось у космолетчиков, и казалось Муратову нелепым. Какие каюты, когда все помещения, примыкающие к центральному павильону, представляли собой обыкновенные комнаты. Правда, у них были прозрачные потолки, но этого не было на морских кораблях. В каютах должны быть иллюминаторы, а здесь никаких окон вообще не было.
При этой мысли Виктор невольно посмотрел вверх и, конечно, ничего не увидел, кроме полукруглого потолка. Коридоры не имели прозрачных стенок.
Он усмехнулся своей рассеянности. За две недели почти можно было бы уже привыкнуть.
Часы, идущие по-земному, показывали восемь вечера по московскому времени. Было время ужина. В столовой («Ну, пусть будет кают-компания», – подумал он) его, Виктора, наверное, уже ждут. Одна минута девятого. Он знал по опыту, что Легерье и его шесть товарищей решительно во всем были пунктуальны.
Семь членов экспедиции, инженер Вестон и человек восемь из состава вспомогательной эскадрильи «сидели» у круглого стола. На Гермесе все же существовала какая-то сила тяжести и были стулья. Можно было принять сидячее положение, но, чтобы удержаться на стуле и не взлететь при неосторожном движении, приходилось прикрепляться ремнем к сиденью.
Муратов извинился за опоздание и занял свое место.
Кают-компания была расположена с краю огромного дискообразного корпуса искусственного спутника. Потолок и наружная стена были прозрачны. Над головой раскинулось матово-черное небо с бесчисленными звездами. Среди них ослепительно сияло Солнце. Его лучи заливали внутренность каюты, но тепла не ощущалось. Пластмассовое «стекло» не пропускало инфракрасные лучи.
За бортом – панорама Гермеса. Мрачные, какого-то неопределенно-бурого цвета, бесформенные скалы. Безжизненный, тоску наводящий пейзаж!
Космическая
Муратов вздрогнул при мысли, что восемь человек долгие годы не увидят ничего, кроме этой безрадостной картины. Какую все поглощающую любовь надо иметь к своей науке, чтобы добровольно обречь себя на такое испытание!
Нет, сам он не был бы способен на такой подвиг!
Выбор места для обсерватории был не случаен. Именно такой рельеф местности лучше всего соответствовал целям защиты. Метеоритная опасность, существующая даже для небольших звездолетов, была в тысячи раз более грозной для Гермеса, огромная масса которого притягивала к себе блуждающие в пространстве обломки. Тем более, что предстояло пересечь пояс астероидов между Марсом и Юпитером – самое опасное место на межпланетных трассах.
В скалах, кольцом окружая обсерваторию, были вмонтированы мощные установки. Какую бы скорость ни имел метеорит, магнитное поле заставит его уклониться в сторону от единственного обитаемого места на астероиде. Потому и возможно было существование сравнительно тонких прозрачных стенок и огромного купола, под которым располагались телескопы и другие многочисленные астрономические приборы и инструменты. Если же встречный метеорит окажется не железным, а каменным, то его отклонит в сторону вихревое антигравитонное поле, дополняющее магнитное.
Астрономы могли работать спокойно.
После ужина Муратов задержался в кают-компании, беседуя с Вестоном. В этот вечер он решил не возвращаться на свой звездолет, а переночевать на спутнике, благо в этом странном мире без тяжести можно было спать на чем угодно, как на мягчайшем тюфяке. Четыре стула, крепкий ремень, чтобы не проснуться под потолком, и постель готова. Намагниченные металлические ножки стульев, прилипающие к полу, гарантировали неподвижность ложа.
Было десять часов, когда Муратов, перед тем как лечь спать, зашел в каюту Легерье.
Он любил беседовать с умным, энциклопедически образованным начальником экспедиции. Казалось, не существовало вопроса, в котором французский ученый не чувствовал бы себя как рыба в воде. С ним можно было говорить обо всем.
Таким и должен быть настоящий астроном. Ведь астрономия – наука всеобъемлющая. Она затрагивает все области человеческого знания, от медицины до философии.
Легерье ложился поздно, и Муратов не боялся, что явится не вовремя.
«Командир Гермеса», как прозвали Легерье с чьей-то легкой руки, стоял у стены и внимательно рассматривал один из приборов, расположенных на большом, во всю стену, щите. Он обернулся при входе Муратова.
– Посмотрите! – сказал он, снова поворачиваясь к прибору. – Стрелка гравиометра не стоит на нуле. Никак не пойму, что это может значить.
Муратов подошел ближе.
С гравиометрами он познакомился во время экспедиции на «Титове». Но прибор в каюте Легерье имел уже мало общего с теми. Два года – огромный срок для техники. Знакомыми оставались только шкала и стрелка.
Муратов вгляделся.
– Мне кажется, – сказал он, – что стрелка не только не стоит на нуле, как вы сказали, но и движется. Очень медленно, но движется.