Гибель Айдахара

Есенберлин Ильяс

– Пять моих сыновей погибли, поднявшись против тебя… Головы их сейчас там, на площади…

– Ты что, хочешь получить за них выкуп? – спросил Тимур.

– Нет. Мне не нужен твой выкуп. Нет такой цены, которая была бы равна бесценной человеческой жизни… Я пришел для другого… Хочу понять, что ты за человек.

– Попробуй… Я разрешаю, спроси…

Старик поднял свое морщинистое лицо. В выцветших от долгих лет глазах его были боль и печаль.

– Ответь мне… Для чего ты ведешь бесконечные войны?

– Я хочу, чтобы Мавераннахр стал могучим государством.

– Если ты думаешь о Мавераннахре, то

зачем ты пришел в Иран?

– Если я не покорю сильного соседа, то наступит такое время, когда он покорит меня.

– Пусть будет так… – согласился старик. – Но какое отношение имеет величие Мавераннахра к кургану человеческих голов на площади?

– Каждого, что выступит против моих замыслов и обнажит меч, чтобы встать на моем пути, постигнет эта участь… Кто может, тот пусть увидит содеянное мною, другим об этом расскажет людская молва…

– Я понял тебя… Но ведь человек – творение бога, и его надлежит жалеть…

– Человека сотворил аллах, но жалости он недостоин… Человек человеку – волк…

– Выходит, что и ты зверь? – старик выжидательно замолчал.

Лицо Хромого Тимура окаменело, зрачки сузились. Он начал говорить тихо, но с каждой секундой голос его набирал силу, становился громче, пронзительнее:

– Ты дерзок, старик! И слишком много хочешь знать! Страх движет людьми. Он толкает людей на отчаянные поступки, он же отнимает последние силы и делает их рабами… Я заставлю людей дрожать при одном упоминании моего имени!.. Человек хорошо запоминает только плохое, а потому мое имя будет жить века!..

Сейтшейх покачал головой:

– Выходит, что сам всевышний несправедлив.

Тимур перебил:

– Ты хочешь обвинить аллаха в несправедливости только за то, что он создал вас слабыми, а меня сильным?

– Нет, эмир, я думаю совсем о другом. Для чего было всевышнему делать человека глупым…

– Что ты знаешь о человеческой глупости?! – презрительно бросил эмир.

– Никому не дано знать все… Но только для чего умному помнить имя злодея? Для чего передавать это имя потомкам? Человек несет в себе жизнь, и запоминать он должен только тех, кто умел созидать, умел быть справедливым. Ни один народ не смеет возвышаться за счет гибели другого народа. Имя жестокосердого правителя должно умирать вместе с ним, чтобы другие не соблазнялись прославиться точно так же. И когда такое случится, ради славы своей люди не станут воздвигать курганы из человеческих голов, а построят новые города и дворцы… Ты можешь казнить меня, эмир, но я не боюсь сказать тебе в глаза, что зверь не вправе носить имя человека.

Нет, не к месту пришли сегодня воспоминания. Хромой Тимур поморщился. Он знал: наступит срок, и он покинет землю, как это происходит со всеми живущими и жившими на ней. Подобно Чингиз-хану, он мечтал создать сильное, могучее государство. Ради этого он разграбил и разорил Иран и Ирак, сровнял с землею Ургенч… а через какой-то миг отдаст приказ, и сотни тысяч воинов ринутся на золотоордынское войско, чтобы превратить когда-то могучую Орду в своего вассала. На земле не должно быть двух правителей, равных по славе и могуществу. Только ему, Тимуру, предначертано это судьбой, и ему покровительствует всевышний. Ради этого стоило жить и не щадить тех, чьими руками он непременно покорит мир.

Странные, необъяснимые вещи происходят

в жизни. Все знают, что эмир жесток, и все-таки находятся такие люди, которые не боятся его и даже под страхом смерти говорят всю правду. Отчего это? Тимур искал ответа и не находил. Потом вдруг мелькнула спасительная мысль, и он с радостью ухватился за нее. Все дело, видимо, в том, что он недостаточно жесток. Кровь до этой поры лилась ручьями, теперь она должна литься рекою. На всей земле не должно остаться ни одного человека, который бы не боялся его. И, успокоившись, Тимур вдруг подумал, что не остановится ни перед чем, ради того чтобы осуществить задуманное…

Спешившись и бросив повод коня подбежавшему нукеру, Тимур подошел к своему шатру, где ждал его Саид-Берке – главный ишан войска. Опустившись на разостланный на земле коврик, эмир совершил утренний намаз. Неторопливо поднявшись с колен, он еще раз окинул взглядом свое войско. В отдалении, на равнине, подобно грозовой туче, стояло войско Тохтамыша.

– Пора, – сказал Тимур. – Пусть шейх прочтет нам напутственную молитву.

Саид-Берке склонился в почтительном поклоне. Потом поднял голову, и красивое смуглое лицо его с редкой седой бородой сделалось вдруг торжественным. Он вскинул к небу руки, и находящиеся у шатра военачальники и приближенные эмира опустились на одно колено, повернувшись лицом в сторону Мекки, в сторону священного камня Кааба.

– Слушайте, мусульмане! На небе аллах, на земле эмир Тимур… Коль бог захочет покарать осмелившихся поднять на вас руку, то эмир Тимур, выполняя его волю, уничтожит их своим карающим мечом. О аллах! Помоги сыновьям своим! Пусть и на этот раз победит наш повелитель эмир Тимур! Пусть без меры растет его слава! Аминь!

Шейх провел ладонями по лицу, потом, наклонившись, взял с земли горсть песка и бросил его в сторону золотоордынского войска.

– Великий эмир Тимур, ты можешь начинать битву. Враг твой рассыплется, словно брошенный мною песок, и ты победишь…

– Аминь! – сказал Хромой Тимур, и нестройными голосами повторили за ним это слово все, кто стоял рядом. – Пусть случится так, как ты сказал, шейх.

Отсюда, с вершины холма, эмиру было хорошо видно, что в войске Тохтамыша тоже возносят молитву аллаху и просят у него победы. Губы его тронула злая усмешка. Он взобрался в седло и властным жестом вскинул вверх руку. Тимур знал: за каждым его движением следят сейчас тысячи глаз и те, кому посчастливится уцелеть в нынешнем сражении, запомнят эмира навсегда. Повинуясь немому приказу Тимура, взревели карнаи, застучали барабаны. И тотчас же, словно эхо, донеслись такие же звуки из стана Тохтамыша.

Пришли в движение тумены. Живая река всадников, обтекая холм, пока еще медленно, словно копя силы, двинулась в сторону противника. Тимур хорошо знал, что, чем бы ни закончилась битва, остановить этот поток уже нельзя. Он будет сметать все на своем пути и или поглотит войско Тохтамыша, или же разобъется о него, как о скалу.

Ревели карнаи, и зеленое знамя с белой бахромой развевалось над головой Тимура, шли и шли бесчисленные тумены, посверкивая острыми жалами копий, призывно и тревожно ржали кони, храпели, пытались встать на дыбы, но сильные руки воинов усмиряли их страх. Идущие на битву подбадривали себя гортанными криками.