Гибель Айдахара

Есенберлин Ильяс

Через несколько дней, успокоившись, хан велел своему войску двинуться в пределы Ирана. Усилием воли он заставил себя забыть о случившемся, потому, что злые мысли о Едиге могли помешать ему быть мудрым и расчетливым накануне битвы с Тимуром.

* * *

Весть о действиях Тохтамыша не удивила эмира. Он знал, что хан не смирится с поражением так же, как и не смирился бы и он сам. Поэтому уклоняться от встречи с Тохтамышам не имело никакого смысла. Она была неизбежна.

Устроив смотр своему войску, Тимур, по обычаю раздал военачальникам богатые

подарки и велел готовиться к походу. Откладывать битву с войском Орды нельзя было по двум причинам. Во-первых, земли Ширвана, которые грабил сейчас Тохтамыш, Тимур считал своими и потому, чтобы не уронить престижа, просто обязан был дать отпор всякому, кто осмелился на такую дерзость. Во-вторых, до той поры, пока не будет покончено с ханом, Тимур не мог в полную силу вести войну в Армении и Иране. Недалеко от Фахрабада Тимур вдруг велел своим туменам остановиться. Близилась зима, и, хотя в этих краях не знали больших холодов, погода стояла неустойчивая. Эмир решил переждать это время года, тем более что рядом были хорошие пастбища, а из Мавераннахра в скором времени должны были подойти новые полки.

Остановился со своим войском и Тохтамыш, ожидая, какие же действия первым предпримет Тимур.

Но едва в феврале месяце зазеленела степь, неожиданно снявшись с места, эмир направился к Дербенту.

* * *

Зеленым шелком переливались под ветром весенние травы, и ласковый ветер, теплый и мягкий, гладил лица людей. Но Тохтамыш в эти дни был угрюм. Стал похож на человека, которому приснился дурной сон, а он никак не может забыть его.

Хан то начинал казнить себя за то, что решился выступить против Хромого Тимура, то вдруг его охватывала уверенность, что по-иному нельзя было поступить.

И, чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых дум, сделать короче бессоные ночи, Тохтамыш стал приглашать к себе любимого младшего сына Кадырберди и заставлять его рассказывать старинные легенды и сказания.

В юрте у хана собирались его военачальники, знатные люди кипчакской степи. Зачарованно слушали они бархатистый, глубокий голос Кадырберди, а тот рассказывал им великую поэму о любви «Хосров и Ширин», написанную Низами на языке фарси и переложенную на тюркский степным акыном Кутба.

Вместе со всеми слушал легенду и Тохтамыш. Чудесные слова завораживали, но мысли хана были о другом. Он вдруг начинал задумываться о смысле жизни, о ее превратностях.

Почему свой перевод поэмы Кутба посвятил Таныбек-хану, правившему совсем недолго и убитому двоюродным братом Джанибеком? За что, за какие подвиги и деяния удостоился он этой чести?!

Прервав сына, Тохтамыш обратился к сидящему рядом с ним старому уйгуру – советнику Ниязу.

– Ты наверное, знаешь жизнь Кутба? Скажи нам, кто был он и как умер?..

Нияз разгладил морщины на своем большом выпуклом лбу сухой, маленькой рукой.

– Не много известно об этом достойном человеке, – сказал битекши.-Кутба был родом из Хорезма, когда достиг зрелых лет, долго жил в Сарай-Берке. Таныбек, еще не став ханом покровительствовал ему. Когда же Джанибек убил брата, он велел обезглавить всех, кто был близок к Таныбеку. Так всегда бывает в степи…

Последние слова уйгура не понравились Тохтамышу. Он нахмурился и кивнул сыну:

– Продолжай.

И снова зазвучал в тишине напевный голос Кадырберди. А хан все думал свою думу и не находил ответа на вопросы, что, подобно потревоженному пчелиному

рою, кружились в его голове. Несправедливо была устроена жизнь. Проходят годы, исчезают с лица земли города, на месте песков поднялись леса, и сыпучие пески появились там, где еще недавно в человеческий рост стояли высокие травы, а Таныбека помнят, хотя он не совершил ничего такого, чтобы его помнили. Зато многих славных ханов, совершавших подвиги во имя Орды, народ или забыл совсем, или припоминает с большим трудом. Тохтамышу на миг захотелось заглянуть в будущее. Нет! Кого-кого, но его непременно должны будут запомнить потомки, потому что именно он совершил то, чего бы не смог сделать никто другой. Именно он, Тохтамыш, после того как Орда потерпела при Мамае сокрушительный разгром от русских и, казалось, никогда уже не сможет возродиться, вновь поднял и укрепил ее остов. Потомки обязаны приравнять его деяние к деянию самого Бату-хана, создавшего в свое время Золотую Орду. Теперь надо только победить Хромого Тимура, и все вернется на круги своя – он заставит снова русских вновь трепетать только от одного своего имени.

Чья-то рука откинула полог, закрывающий вход в юрту, и через порог переступил начальник ханской стражи:

– Мой повелитель, от Тимура прибыл посол.

Тохтамыш вскинул голову, в глазах его мелькнуло удивление:

– Кто он такой и чего хочет?

– Посла зовут Шемсаддин. Сам он родом из Алмалыка. Посол привез вам письмо от эмира.

На щеках хана появился румянец.

– Хорошо, – сказал он. – Примите его со всеми полагающимися в таких случаях почестями. Утром мы примем от него письмо и станем говорить… А сейчас… – Тохтамыш обвел сидящих в юрте взглядом, – все свободны. Пусть останется со мной только битекши Нияз…

Низко кланяясь, все покинули юрту хана.

Тохтамыш поднялся на ноги и стал расхаживать по юрте. Шаги его глушила разостланная на полу мягкая кошма. Наконец он остановился напротив своего советника.

– С чем приехал посол? – спросил он.

– Я не знаю, мой повелитель, но думаю, что Тимур станет предлагать мир.

– Что следует предпринять…

Битекши Нияз и на этот раз уклонился от прямого совета:

– Тебе виднее, мой повелитель… А потом, у тебя есть эмиры… В делах войны они понимают больше меня… Но если приехал Шемсаддин Алмалыки, то все это неспроста… Человек этот известен своим красноречием и умением плести словесные сети… Будь внимательным…

– Хорошо. Ты можешь идти…

Пятясь, низко кланяясь, битекши Нияз вышел из юрты.

Утром в просторную ханскую юрту собрались его эмиры, бии, огланы. Тохтамыш сидел на торе – почетном месте – в окружении Тастемира, Бекболата, Сулеймена Софы, Хасанбека, Алибека и брата Едиге – Исабека.

Посла приняли по всем правилам, полагающимся по этикету. Когда же с этим было покончено и Шемсаддин наконец передал хану письмо Тимура, тот, не задержав его в руках, передал битекши Ниязу.

– Читай, – приказал он.

Письмо было написано буквами уйгурского алфавита, но на джагатайском языке, на котором говорили в это время большинство тюрков, и потому всем сидящим в юрте смысл его был понятен. Тимур предлагал Тохтамышу решить спор миром и высказывал свое уважение хану. В письме не было ни одного непочтительного слова. Как равный равному писал эмир хану.

Битекши Нияз замолчал, и в юрте воцарилась тишина. Тохтамыш посмотрел на посла, и Шемсаддин понял: пора дать полагающиеся в таких случаях пояснения, передать то, что велено было передать на словах.