Гибель гигантов
Шрифт:
— Да.
Не сказав больше ни слова, Ленин вышел из квартиры, Григорий поспешил распахнуть перед ним дверцу.
— Еще решено арестовать Зиновьева и Каменева, — сказал Григорий, когда Ленин сел в машину.
— Вернитесь в квартиру и позвоните им, — сказал Ленин. — У Марка есть телефон, и он знает, где их найти.
И захлопнул дверцу. Наклонился вперед и сказал что-то Исааку, чего Григорий уже не расслышал. Машина тронулась с места.
Так Ленин вел себя всегда. Отдавал всем приказы, и все подчинялись, потому
Григорий радостно почувствовал, что с его плеч сняли огромную тяжесть. Он оглядел улицу — сначала посмотрел в одну сторону, потом в другую. Из дома на другой стороне вышла группа людей. Одни были в костюмах, другие — в офицерской форме. В одном из них Григорий узнал Михаила Пинского. Тайная полиция теоретически была запрещена, но, похоже, такие, как Пинский, продолжали работать в контрразведке.
Должно быть, эти люди шли за Лениным — и упустили его лишь потому, что зашли сначала не в тот дом.
Григорий снова вбежал в парадное. Дверь в квартиру Елизаровых была все еще открыта. Прямо у порога стояли Анна, ее муж Марк, приемный сын Жора и служанка Аннушка — все страшно взволнованные. Григорий закрыл за собой дверь.
— Он благополучно уехал, — сказал Григорий, — но возле дома полиция. Я должен немедленно позвонить Зиновьеву и Каменеву.
— Телефон там, на столе, — сказал Марк.
Григорий нерешительно посмотрел на телефон и спросил:
— А как он работает? — Он никогда им еще не пользовался.
— О, извините, — сказал Марк. Он приложил одну трубку к уху, а вторую — к губам. — Для нас это тоже новшество, но мы часто им пользуемся и уже привыкли…
Он нетерпеливо постучал по рычагу на стойке.
— Оператор! Будьте добры… — сказал он и назвал номер.
Раздался громкий стук в дверь.
Григорий прижал палец к губам, делая знак всем молчать.
Анна Ильинична увела Аннушку и мальчика в комнату. Марк быстро говорил по телефону. Григорий встал у входной двери. Снаружи голос произнес:
— Открывайте, или мы выломаем дверь! У нас ордер!
— Одну минуту! — крикнул в ответ Григорий. — Штаны надеваю!
Полиция часто навещала дома вроде того, где жил он, и он знал все способы задержать их подольше.
Марк нажал на рычаг и попросил соединить с другим номером.
— А кто это? — крикнул Григорий. — Кто такие?
— Полиция! Открывай сию секунду!
— Да иду я, иду! Только собаку закрою на кухне.
— Пошевеливайтесь!
Григорий услышал, как Марк сказал:
— Передайте ему, чтобы скрылся. У меня за дверью полиция.
Потом Марк положил трубку и кивнул Григорию. Григорий открыл дверь и отступил. Вошел Пинский.
— Где гражданин Ульянов? — спросил он.
Следом за ним вошли несколько офицеров.
— Здесь нет такого, — сказал Григорий. Пинский воззрился на него.
— А ты что здесь делаешь?! Как был смутьяном, так и остался!
Вперед вышел
— Покажите ордер, пожалуйста.
Пинский неохотно протянул ему лист бумаги.
Марк некоторое время изучал документ, потом сказал:
— Государственная измена? Но это абсурд!
— Этот ваш Ленин — немецкий агент, — сказал Пинский. Он, прищурившись, взглянул на Марка. — А вы, насколько я понимаю, его шурин?
Марк вернул ордер.
— Человека, которого вы ищете, здесь нет, — сказал он.
Пинский почувствовал, что ему говорят правду, и разозлился.
— А почему его здесь нет? Ведь он живет здесь!
— Ленина здесь нет, — повторил Марк.
Пинский покраснел.
— Его предупредили! — Он схватил Григория за ворот рубашки. — Что ты здесь делаешь?!
— Я — депутат Петроградского совета от Первого пулеметного полка, и если вы не хотите видеть у своих дверей весь наш полк, вам лучше убрать свои жирные лапы от моей одежды.
Пинский отпустил его.
— Все равно мы здесь все осмотрим, — сказал он.
Рядом со столом, на котором стоял телефон, находился книжный шкаф. Пинский снял с полки полдюжины книг и бросил на пол. Потом повернулся к офицерам.
— Чтобы здесь живого места не осталось, — сказал он, указывая на обстановку.
Вальтер отправился в деревню на отбитой у русских территории и дал ошеломленному и ошалевшему от радости крестьянину золотую монету за весь его костюм: вонючий овечий армяк, полотняную рубаху, широкие грубые штаны и лапти из березового лыка, к счастью, нижнее белье сюда не входило: у крестьянина его не было.
Вальтер подрезал волосы кухонными ножницами и перестал бриться.
На рынке в маленьком торговом городке он купил мешок лука. На дно мешка положил кожаную сумку, в которой было десять тысяч рублей монетами и купюрами.
Однажды ночью он вымазал руки и лицо землей, и, переодетый в крестьянскую одежду, с мешком лука на спине, перешел нейтральную полосу, проскользнул мимо русских позиций и пошел к ближайшей железнодорожной станции, где купил билет в вагон третьего класса.
Он без труда перенял простецкую манеру поведения, и когда с ним заговаривали, огрызался в ответ, словно опасаясь, что у него хотят украсть его мешок — а наверняка так оно и было. На поясе у него висел большой нож, ржавый, но острый, и еще у него был наган, отобранный у пленного русского офицера, — его он прятал под вонючий армяк. Пару раз, когда с ним заговаривал полицейский, он глупо ухмылялся и протягивал луковицу — такую жалкую взятку, что оба раза полицейский, ворча, отходил. Если бы полицейский задался целью заглянуть в мешок, Вальтер был готов его убить, но это не понадобилось. Он покупал билеты на небольшие расстояния, три-четыре остановки, ведь крестьянин не поедет продавать свой лук за сто верст.