Гибель и возрождение
Шрифт:
— И вы забрали ее домой? — спросила Флавия. Синьора Грациани пришла в ужас от такого предположения.
— О нет, она не должна покидать стен монастыря. Я завернула ее в полиэтиленовый пакет и унесла в дворницкую, где хранится инвентарь для уборки. Я спрятала ее в коробке из-под стирального порошка.
— И вы бросили отца Ксавье в таком состоянии?
— Да, и очень жалею об этом. В тот момент я не поняла, насколько тяжело он ранен. Я ушла совсем ненадолго — только сбегала на рынок сказать, что не приду, и сразу прибежала обратно. Я хотела убедиться, что с ним все
— Спасибо, — сказал Аргайл. — Вы выполнили свой долг.
— Да, — с удовлетворением согласилась она. — Полагаю, что так. Мы всегда служили ей верой и правдой. А что еще мне оставалось делать?
— Ничего, — сказал отец Поль. — Вы все сделали правильно. Вы остались верны своему слову, в отличие от нас. Я сам повешу ее на место, — продолжил он. — А завтра мы устроим праздничную мессу. Надеюсь, вы придете, синьора?
Синьора Грациани смахнула слезу со щеки и с благодарностью тряхнула головой.
— Большое спасибо, отец Поль.
Черт побери, — сердито сказала Флавия, когда они вышли из квартиры синьоры Грациани. — Получается, всю эту кашу заварила суеверная старая женщина?
— Это твой взгляд на вещи. Лично я ей верю.
— В чем?
— Ее дальнему предку поручили следить за картиной. Сколько с тех пор прошло? Двадцать поколений? В масштабах вечности это ничто. Квартал очень старый, вполне возможно, что семья Грациани проживает в том же здании, что и пятьсот лет назад.
— Джонатан…
— В Риме есть семья Толомеи — ты, наверное, слышала о них. Говорят, они ведут свой род от Птолемея — названого брата Александра Македонского. А это, между прочим, почти семьдесят поколений. Нет ничего удивительного, что другая итальянская семья на протяжении нескольких сотен лет живет в одном и том же квартале. Если они пережили разграбление Рима в 20-е годы пятнадцатого века, то потом ничего особенно страшного с городом не происходило. По-видимому, в семье придавали большое значение возложенной на них миссии, а имя «Грациан» со временем превратилось в фамилию «Грациани». Тебе не нравится такое объяснение? Для тебя оно недостаточно рациональное?
— Недостаточно.
— Я так и думал. И все же оно помогло мне найти икону.
— Не могу этого отрицать.
— Конечно, не можешь. Кстати, вы уже решили, как объясните братьям возвращение иконы? — поинтересовался Аргайл у нового главы ордена.
Отец Поль пожал плечами:
— Я не могу сказать им, где она находилась все это время, потому что тогда придется объяснить, как она туда попала, а мне бы этого не хотелось. Поэтому лучше всего будет просто повесить ее на место, ничего никому не говоря.
— Мне придется написать рапорт, — сказала Флавия.
— О-о, — огорчился отец Поль. — Это обязательно?
— Конечно. Мы не можем сделать вид, что икона появилась сама собой.
— Почему? — сказал Аргайл.
— В самом деле, почему нет? — поддержал его отец Поль.
— Послушай, в рапорте тебе придется указать, что икону украла синьора Грациани, и что отец Ксавье собирался тайно ее продать, и что орден по уши увяз в долгах. Зачем ордену такая скандальная слава? Бедный отец Поль только что
Несколько минут они шли молча, пока Флавия обдумывала его предложение.
— Как у тебя все просто.
— Если бы это было действительно важное дело, которое могло бы принести славу твоему управлению, у меня и мысли бы не возникло предлагать тебе скрыть его успешное завершение. Но это всего лишь старая невыразительная икона, потерявшаяся на несколько дней по чистому недоразумению. Ничего особенного. И ты можешь сказать, что дело Хараниса вообще не имеет никакого отношения к вашему управлению.
— Ну…
— Завтра утром возвращается Боттандо. Посоветуйся с ним. Пусть он решает.
Она еще раз подумала.
— Очень хорошо. Полагаю, так будет лучше всего.
ГЛАВА 19
— И она действительно была там? — спросил Боттандо, выслушав отчет Флавии о событиях минувшего вечера.
— В коробке из-под стирального порошка. Без биологических ферментов, так что она нисколько не пострадала. И что будем делать?
Мне нравится предложение твоего Джонатана свести наше участие в деле к минимуму, — сказал Боттандо, крутанувшись в кресле. — Ты скоро поймешь, что сейчас нам нужно как можно шире рекламировать свою деятельность, а самим держаться в тени. И давай обойдемся без театральности, хорошо?
— Без театральности? — спросила потрясенная Флавия. — Я только что говорила с отцом Полем по телефону. Неожиданное появление иконы вызвало настоящую бурю. Народ валом повалил в церковь. Сначала всплеск религиозных чувств возник в связи с исчезновением иконы, а когда она снова объявилась, все словно посходили с ума. Отец Поль приказал открыть доступ в церковь и отслужил праздничную мессу. Вы знаете, сколько народу пришло? Двести человек! Им пришлось стоять, иначе всем не хватило бы места. Последний раз там собиралось столько народу в девятнадцатом веке, во время эпидемии холеры.
— Дорогая, к нам это не имеет никакого отношения, — добродушно сказал Боттандо. — Я всегда придерживался мнения, что чудо посылается тем, кто заслуживает его. — По-моему, все идет так, как должно идти. Теперь они будут лучше за ней смотреть. Кстати, Джонатан не ошибся? Это в самом деле «Одигитрия»?
Флавия кивнула:
— По всей видимости, да. Джонатан, конечно, натура увлекающаяся, и я не видела доказательств своими глазами, но, думаю, он прав.
— В таком случае мы не станем обнародовать этот факт. Пусть лучше творит чудеса у нас в Риме, чем где-нибудь в районе Черного моря. Так и порешим. Как карабинеры? Довольны? Не затеют склоку?