Гибель красных богов
Шрифт:
Он смотрел на Белосельцева умными серыми глазами, ожидая вопросов или возражений. Белосельцев молчал. Премьер любезно кивнул, поднял к глазам отложенную книжку, продолжая наслаждаться английским развлекательным текстом. Белосельцев молчал, ибо фантастическая, не поддающаяся кибернетическому описанию сложность, в которой пребывало общество, драма, созвучная гибнущей галактике, были сведены к простоте, напоминавшей вышивку на пяльцах.
Атомный полигон – огромная плоскость голой казахстанской степи, ограниченной безжизненными зубьями гор, большинство из которых было сломано, вырвано, взорвано, а хребет перемолот в камнедробилке многолетних атомных взрывов. Степь под палящим солнцем была громадной лабораторией, где исследовалась природа ударов, радиации,
Премьеру показывали закрытый город, научные центры, разбросанные в степи гарнизоны. Автоматические станции, берущие пробы воздуха, почвы, грунтовых вод. Повезли к горам, в одной из которых, от подножья к центру, была пробита штольня. По железнодорожной колее в нутро горы был доставлен термоядерный заряд, проложены кабели, расставлены бесчисленные приборы и датчики. На утро был запланирован взрыв. Его смысл заключался в том, чтобы сделать землю прозрачной. Взрывная волна должна была пробежать в земной коре, проходя сквозь скопления нефти, алмазные трубки, залежи меди, угля. Ученые составят карту месторождений, куда затем устремятся геологи. Премьер приехал «освятить» этот мирный взрыв, который должен был положительно повлиять на общественное мнение страны.
В то время как он выступал перед военными испытателями, разъясняя текущий политический момент, Белосельцев подошел к генералу, отвечающему за секретность полигона:
– Мне рассказывали, еще в Москве… Наш великий Академик… Что здесь живет человек, попавший под взрыв… Не погиб, был спасен… Очень изменился телесно… Остался жить как поселенец…
– Должно быть, Хиросима? – живо откликнулся генерал. – О нем, вишь, и в Москве знают. Есть у нас такой экспонат. Его так кличут, потому что прямо над ним атомная бомба рванула. Он сперва был пациентом в радиологическом центре. А теперь уже лет десять как на свободе. Мы его к делу пристроили. Он в рыбацком домике живет, у озера. Если гость к нам какой приедет, он с гостем рыбу в озере ловит. Такое озеро рыбное. Образовалось после подземного атомного взрыва. В кратер вода натекла, и рыба сама завелась. Чистая, без радиации. Воду раз в году проверяем.
– Нельзя ли мне, – загорелся Белосельцев, – побывать на озере и порыбачить с этим Хиросимой?
– Конечно, можно. Дадим машину. К вечеру доставим в гостиницу. Отдохнете, а утром поедем на взрыв… Карпенко! – окликнул он майора, сопровождавшего высоких гостей. – Доставишь товарища к озеру А-4. Передашь пациенту М-108. Пусть поработают по программе АД-204. К двадцати ноль-ноль доставишь товарища в гостиницу, в блок М. Понятно?
– Так точно, – ответил майор. – Машина готова, – почтительно обратился он к Белосельцеву.
На серебристой «Волге» они понеслись по пустынным бетонным трассам сквозь седое пожарище горячей степи, по которой в разные стороны, как молчаливые огромные скороходы, бежали высоковольтные вышки. Несли кому-то таинственную весть.
Озеро, еще невидимое, возвестило о своем приближении красной землей, состоявшей из ржавых пород. Словно из недр планеты вырвали железное окисленное ядро и натирали здесь до угрюмого блеска. Укатили вдаль, оставив рыжую сухую окалину. Ржавчина сменилась колючими ломкими осколками, посыпавшими степь пластинчатой чешуей, будто здесь чистили огромную рыбину, и она, выпучив глаза, вяло шевелила хвостом, шлепала алыми жабрами. Затем возникли окаменелые пузыри, похожие на затверделое тесто, побежавшее из квашни и застывшее, так и не успев расползтись. Открылось пространство черной дырчатой пемзы, нагромождение пористой магмы, образующей высокий вал, какой бывает вокруг древних поселений. Бетонка взлетела на этот вал, и открылось озеро, круглое, недвижное, в слепом мертвом блеске, окруженное черными берегами. Словно в тигель был налит расплавленный свинец, ровно и тускло светился, охваченный жароупорными стенками, без ветряной ряби, без птичьего крика и рыбьего плеска.
– Это еще Сталин был жив, когда рвануло, – почтительно заметил майор. – Вон
Они подкатили к убогой сторожке с покосившейся кровлей. Вокруг ни травинки, только на кольях шелестела капроновая сеть с поплавками, да стояла колесная повозка, низкая, как нарты, без всякого намека на лошадь.
– Хиросима, встречай гостей! – начальственно позвал майор. Улыбался, словно предстояло что-то забавное.
В доме тихо звякнуло, дверь отворилась, и на пороге предстал человек. Не целый, а то, что от него осталось. Одна нога была короче другой, обе смотрели носками внутрь, так что туловище при каждом шаге качалось вперед и вбок. Одной руки не было вовсе, а другая, отсеченная по локоть, являла вид рогульки, обтянутой кожей. Голова плоско лежала на плече, обнажая вывороченную, с кусками дикого мяса, шею. Один глаз отсутствовал, зарос зеленоватой кудрявой шерстью. Другой, выпученный, с голубым белком, похожий на очищенное вареное яйцо, был лишен зрачка. Вместо носа чернели две тесные дырочки, издававшие при дыхании свист. Рот, лишенный губ, насмешливо скалился неровными коричневыми зубами. Кожа лица, рубчатая, стянутая, вся в оспинах, заусеницах, темно-багровая, сине-лиловая, напоминала камень, подобный тем, что в изобилии лежали под ногами.
Несколько секунд человек, нацелив дырочки носа, обнюхивал пришельцев, узнавая о них все по запаху. Замотал туловищем, соскользнул с порога, ударяя носком в носок, подскочил, глядя снизу вверх, как горбун. Сунул обоим раздвоенную культю. Белосельцев, пожимая, почувствовал теплоту мозолистой красной кожи.
– Вот, Хиросима, гостя к тебе привез из Москвы. Генерал велел принять. Займи. Рыбку, ушицу и все такое. Понял? Спецзапас у тебя не кончился? Дай человеку расслабиться. На лодочке покатай. Не каждому доводится плавать в эпицентре атомного взрыва, – майор был радушный хозяин, словно озеро принадлежало ему, черные валы застывшей лавы принадлежали тоже ему, и это странное, похожее на изувеченного зверька существо было его собственностью. – Отдыхайте, – он козырнул Белосельцеву. – А я часика через четыре приеду и отвезу вас в гостиницу. Сегодня отдыхаем, завтра взрываем, – пошутил он и пошел к машине.
Белосельцев остался вдвоем со странным существом под ярким солнцем на берегу свинцового расплавленного озера, тускло сиявшего в каменной черной оправе.
– Из Москвы, стало быть? Физик или по медицинской части? – спросило существо детским писклявым голосом, каким говорят лилипуты, и почесало клешней заросшую глазницу так старательно и страстно, как это делают собаки, когда их беспокоит блоха. – Лодочку желаете или с бережка, с мосточка? – Голос был веселый, услужливый и насмешливый, словно человек приглашал гостя посмеяться над своим уродством, потешиться этой забавной встречей в безлюдной степи на берегу атомного озера.
– Пожалуй, лодку не надо… Да и удочки стоит ли… – растерянно сказал Белосельцев, чувствуя, как бесконечна степь, бездонно озеро, таинственна и неслучайна их встреча. Будто он шел к ней целую жизнь, предчувствуя среди множества встреч, ожидая от нее разрешения самых главных, неотступных вопросов. Он хотел об этом сказать, но не было слов. И таинственное существо, как изувеченный зверек, тихо посвистывало рядом дырочками носа.
– Лодку не хотите – с удочкой посидите. Тоже хорошее дело, – человек, перекатываясь, выставляя поочередно вывернутые бедра, исчез в сторожке. Через минуту вернулся с удочками и консервной банкой, где на мокрой тряпице извивались Бог весть откуда возникшие розовые дождевые черви. – Наловите, хорошо, а нет, у нас на ушицу найдется. И спецзапас сохранился, – он хлопнул клешней по вывернутой шее, давая понять, что к ухе будет предложена выпивка.
– Видите ли, – робко начал Белосельцев, – Я наслышан… от нашего великого атомного физика, Академика, который здесь начинал… Он рассказал о вашей судьбе, о штурмовике «Пе-2», и как вас приковали, и ваше свидание с Берией… Он просил передать, что раскаивается, просит у вас прощения… Вас называет Мутантом… Говорил про Болт Мира… – умолк, глядя на человека, по лицу которого как будто прошлась циркулярная пила, и оно напоминало сплошной рубец. Тот молча почесывался, выискивая в шерстке досаждающую блоху.