Гибель красных богов
Шрифт:
– Не упомню… Много разных бывало… Стар стал… Мое дело – рыбку ловить… Майор любит рыбку… Да вы не сомневайтесь, коли не поймаете, у нас уже приготовлено… И спецзапас припасен… – ловко сжав удочки клешней, он заковылял по вырубленным в пемзе ступенькам к воде, где был сооружен дощатый помост и стояла деревянная лавочка. Орудуя клешней как пинцетом, выловил из банки червя. Поплевал на него безгубым смеющимся ртом. Приблизил крючок с извивающимся червем к выпуклому бельму. Посвистел носом и, виртуозно орудуя обрубком, метнул леску в белый свинцовый блеск. Белосельцев ждал, что леска источится легким дымком в расплавленной жиже. Но она, не оставляя на воде кругов, погрузилась в глубину. Получив от Хиросимы удилище,
– Ловите на здоровье… В Москве-то, небось, не половишь, – писклявым голосом произнес Хиросима и ловко заковылял вверх. Белосельцев остался один.
Было беззвучно, словно для звука не существовало среды, где бы он мог распространяться. Ничто не колебалось, словно отсутствовали любые формы движения. Ровный однородный столб света поднимался от озера в небо, продолжаясь ввысь, в бесконечность. Такая же литая колонна света погружалась сквозь кратер в центр земли. Сидя на лавке, глядя в ровное, цепенящее свечение, он чувствовал, что время остановилось. Здесь случилось такое, что расплавило все часы, смяло, как пластилин, циферблаты, и время исчезло.
Он не помнил, сколько сидел – час или пять. Солнце медленно утекло из круглого бесцветного неба, скрылось за высокой каменной осыпью. В белесых, выгоревших небесах появилась нежная зелень. А в воде, среди металлического мертвого блеска, почудилась слабая лазурь, которая стала сгущаться, и озеро превратилось в бирюзовый прекрасный круг, охваченный каменной оправой, уже не пепельно-серой, а нежно-разноцветной – сиреневой, розовой, красной. Белосельцев очнулся. Его коснулось преображение вод и небес. Оцепенение исчезло. Сердце радостно вздрогнуло и наполнилось предчувствием прекрасного, долгожданного, когда-то, быть может, не в его собственной жизни, пережитого и теперь возвращавшегося.
Кругом что-то слабо, почти неуловимо качнулось. И от этого нежного колыхания побежали едва заметные волны. Прозрачные лопасти света, розовые и зеленые, перебирали в небе свои лепестки. Камни на круче казались драгоценными. Вода в озере чудесно дышала. Нежно-голубая, она переполнялась таинственными силами, которые не обнаруживали себя, а лишь создавали ощущение блаженства.
Вдруг слабо плеснуло. Стал расходиться медленный круг, в переливах млечно-белого и голубого. Рядом снова плеснуло. Мягкие кольца, расширяясь, порождая бирюзовые колыхания, стали разбегаться. Встретились с первыми. Обнимались, целовались, создавая на воде танцующие волны.
Белосельцев увидел, как из воды поднялся прозрачный бурун, и в нем на мгновение что-то стеклянно сверкнуло, живое, сильное, радостное. Рядом другое, третье. Так в бирюзовом море играют нерпы, нежась в теплых лучах вечернего солнца. И это зрелище живых существ, лишь на мгновение показавших себя среди стеклянных пузырей и зеленовато-голубых колыханий, восхитило Белосельцева, исполнило его нежностью и волнением.
Близко от берега поднялся стеклянный купол воды. В нем среди опадающих струй, блестящих сочных волос, возникло женское лицо, молодое, с открытыми радостно-изумленными глазами, розовыми губами, которые отдували воду. Глаза, часто моргая, всматривались сквозь летящие капли. Женщина подняла из воды белые руки, отерла ладонями лицо, как это делают купальщицы. Улыбнулась, легла на спину, и Белосельцев увидел ее белые полные груди с темными сосками и выпуклый блестящий живот. Купальщица изогнулась, уходя в глубину спиной. Белосельцев ожидал увидеть ее сильные белые ноги, но вместо них глянцевито сверкнул раздвоенный чешуйчатый хвост, двойной плавник прозрачно ушел под воду.
Это было чудесно. Он смотрел на разбегавшиеся круги, среди которых исчезло диво. Чувствовал, как его сладко влечет в бирюзовую глубину, где, невидимое, скользило прекрасное тело, сильные руки разгребали прозрачную толщу, волосы
Вновь возникла стеклянная реторта, бесшумно лопнула, и в ней открылось восхитительное женское лицо, падающие на плечи золотистые волосы. Женщина с силой колыхнула руками, повела подводным тугим плавником, выдавливая себя на поверхность, так что плеснули тяжело ее розовые груди, круглый, с углублением пупка живот, темный лобок, ниже которого заблестела изумрудная чешуя. Русалка изогнулась в воздухе, ушла в глубину, показав на мгновение гибкие прозрачные ласты.
По всему бирюзовому озеру раскрывалась вода и всплывали русалки, глазастые, с перламутровыми счастливыми лицами. Играли, плескались, хохотали. Гонялись одна за другой, подымая ладонями прозрачные перья воды. Заслонялись от брызг локтями, показывая под мышками влажные кудели. Обнимались, ласкали друг друга. Замирая в поцелуях, пьяно погружались под воду. Снова счастливо взлетали, держа в руках кто закрученную перламутровую раковину, кто подводный сочный цветок, кто ленивую сонную рыбину. Белосельцев восхищенно смотрел на русалок, и одна из них, проплывая, сладко хохотнула, метнула в него яркие брызги, с шорохом упавшие ему под ноги.
Вдруг русалки испугались, оглянулись все в одну сторону. Опрометью кинулись, разрезая воду плавниками, скрываясь в глубине.
Белосельцев увидел, как у берега бурно, с хлюпаньем, всплыла голова. Крепкая, смуглая, с выпуклыми скулами, плотной курчаво-рыжеватой бородкой и слипшейся светлой копной волос, из которых, словно опрокинули ведро, громко бежала вода. Голова оглянулась в разные стороны, возвысилась на жилистой мощной шее. Открылись могучие плечи, мускулистая, с литым рельефом грудь, покрытая курчавой растительностью. Крепкий красивый мужик встал по пояс и начал схлестывать себя пригоршнями воды, отжимать бородку и волосы. Достал клок белесой водоросли и, как мочалкой, стал тереть себе подмышки, скрести грудь, фыркая и сладко охая. Так моются в реке деревенские мужики, натирая обмылком мускулистые руки, загорелые на покосах плечи, отгоняя от себя мыльную воду.
Мужик помылся, стал выбредать к берегу, но вместо белых ног и голого паха, на котором бы стыдливо скрестились ладони, из воды возникло огромное лошадиное туловище, огненно-красный, отекающий водой круп. Могучий кентавр, переставляя мускулистые ноги, выдирая из воды копыта, вышел на берег, обмахиваясь брызгающим свистящим хвостом. Статный, литой, оглянулся через плечо на озеро.
Белосельцев был поражен. Озеро, еще недавно казавшееся металлически-мертвым, ядовито-пустым, теперь обнаружило свою волшебную тайну. Перед заходом солнца из него стали появляться таинственные существа. Случившийся здесь космический взрыв соединил огонь и воду, воздух и камень, людей и животных, создав загадочные, невозможные при иных условиях формы.
Там, куда смотрел красный кентавр, всклокотала поверхность. Плавно и мощно стала возникать голова, темная, горбоносая, со смоляной бородой и черными стеклянно блестевшими волосами. Вслед за ней появился атлетический торс, руки с надутыми бицепсами, одна из которых сжимала огромную корягу. Черный кентавр, сбрасывая со спины водопад, щупая копытами каменистое дно, выбредал на берег. Крутил головой, расчесывая пятерней косматые брови. То ли фыркающе гаркнул, то ли по-конски сердито заржал, увидев собрата. Напрягая задние ноги, брызгая из-под копыт камнями, помчался на красного, воздев над головой корягу. Красный скакнул прочь, издал жаркий храп, бросился вверх по склону, осыпая камни, соскальзывая, цепляясь копытами за уступы. Черный гнал его вверх, и они неслись косо, возносясь на кручу, оба прекрасные, совершенные, на фоне вечернего зеленого неба, словно изображения на греческой амфоре.