Гибель «Кречета»
Шрифт:
– А где самолёт и ваши товарищи?
– Загорелась машина в воздухе, – грустно произнёс механик. – Запасной бак взорвался. Командир и штурман, наверное, погибли... Со мной вместе прыгнул второй пилот Юсуп Рахимов. Он раньше меня открыл парашют, и его ветром понесло между сопок. Скитается небось где-нибудь поблизости.
– Мы постараемся его найти, – успокоил механика майор и тут же сам себя поправил: – Обязательно найдём! Можете не волноваться за товарища.
Бойцы, не понимая, в чём дело, молча стояли вокруг своего командира и спасённого ими человека. Рекс лежал тут же. Он недоумевал, почему хозяин так ласково говорит с тем, по
– Вот блокнот и карандаш. Вы сами напишете донесение в Москву или продиктуете нам? – спросил майор.
– Сам! – коротко ответил Морозов. Он попытался приподняться, но, вскрикнув от боли, упал на траву. – Нога, проклятая нога!
– Что с вами? – забеспокоился Серёгин.
– Сломал ногу, когда освобождался от парашюта и рухнул с дерева; еле брёл. Да ещё в яму свалился. Думал: конец пришёл. Если бы не вы – пропал бы!
– Разрешите осмотреть вашу ногу, – предложил Серёгин. – Я немножко в этом деле разбираюсь. Курсы Красного креста когда-то кончил. Доктор я, конечно, липовый, но смогу узнать, нужно ли настоящего врача вызывать.
С Морозова осторожно сняли брюки, раны не было заметно, но колено сильно опухло.
Серёгин ощупал ногу и, чуть улыбнувшись, сказал:
– Сам вас вылечу. Нога у вас не сломана, а только вывихнута.
Он знал: надо действовать сейчас же, энергично. И Морозов не успел опомниться, как Серёгин резко рванул его ногу. Одновременно раздались хруст в колене и стон механика.
– Вот и всё, а вы боялись, – пошутил майор. – Часа через три вам будет совсем легко.
После «операции» на лице Морозова появилась испарина. Кто-то подал ему чистый носовой платок. Он вытер влажный лоб и попросил:
– Дайте, пожалуйста, бумагу, буду сочинять радиограмму.
Быстро сгущались сумерки. Запылал костёр, и при дрожащем свете его пламени Морозов сосредоточенно дописывал донесение. Тем временем майор беседовал с бойцами.
– Тяжело говорить об этом, товарищи. Перелёт вокруг границ нашей Родины, совершаемый известным лётчиком Соколовым и его друзьями, окончился катастрофой. Из штаба сообщают, что последняя радиограмма с борта самолёта оборвалась на полуслове. По всем данным самолёт в это время находился в районе Могочи. В посёлке ясно слышали, как в облаках, совсем низко, ревели моторы. Дальше по маршруту ни в одном населённом пункте не видели и не слышали самолёта. Впрочем, мы теперь знаем, что этого и не могло быть. Самолёт упал где-то недалеко от нас. Правительство дало указание лётчикам Забайкальского округа, пограничникам, партийным, общественным организациям принять участие в поисках «Кречета». Приказ такой получили и мы и уже, по счастливой случайности, выполнили часть задания. Надеюсь, что доведём поиск до конца. Одновременно будем ловить нарушителей.
...Через несколько минут радиоволны донесли до Читы, а затем до московского Кремля печальную весть о катастрофе самолёта в небе над тайгой.
«Находят и иголку...»
Чуть забрезжил рассвет, как отряд вновь вышел на поиски.
По распоряжению Серёгина с одной из лошадей сняли вьюки, она была осёдлана, и Морозов взгромоздился на неё. У механика ещё побаливала нога и зудело
Вскоре в небе показались самолёты; они шли парами и тройками на небольшой высоте.
– Летают! – сказал Морозов, провожая взглядом самолёты. – Значит, ещё не нашли машину. Ищут.
По мнению бортмеханика, «Кречет» упал за высокой конусообразной сопкой, видневшейся впереди.
– До неё километров тридцать, а то и поболе, – заметил Серёгин. – За день по такой местности не дойти!
– Так далеко? – усомнился Морозов. – Кажется, что мы у самого подножия стоим. Я уверен, что самолёт рухнул за горой. Соколов не мог далеко улететь на горящей машине.
Пограничники, растянувшись цепочкой метров на четыреста вширь, тщательно «прочёсывали» тайгу. Шли медленно, осматривая каждую кочку, заглядывая в каждую яму, спускались в каждый овраг. Рекс носился впереди, спугивая птиц и зверюшек.
Наступили сумерки, но ни самолёт, ни второй его пилот не были обнаружены.
Весь следующий день ушёл на обследование горы и не дал никаких результатов.
Самолёты, как и накануне, на бреющем полёте носились над тайгой.
Морозов с каждым часом становился всё мрачней и раздражительней, хотя нога у него совсем перестала болеть и он уже не ехал верхом, а шёл в цепи с бойцами.
– Пока мы его ищем, Юсуп умрёт с голоду, – жаловался механик майору. – А может быть, он лежит где-нибудь поблизости, раненый, беспомощный?
– Мы делаем всё возможное, – отвечал ему Серёгин. – Найти человека в тайге так же трудно, как иголку в стоге сена. Но бывает – находят и иголку... Когда это очень нужно!
В одном из бесчисленных оврагов были обнаружены клочья разорванного парашюта. Не стоило большого труда выяснить, в какую сторону ушёл парашютист. Рекс, старательно обнюхав клочья серебристой ткани, взял след. До захода солнца оставалось часа два. Нельзя было терять ни минуты. Морозов еле поспевал за Серёгиным и его бойцами, сразу забывшими про усталость.
Пёс петлял между деревьями. Временами он останавливался, и пограничники убеждались по еле заметным признакам, что на этом месте отдыхал человек.
След привёл к маленькому озерку. На противоположном берегу его поднимался к серому небу дымок от костра.
– Осторожно, – предупредил майор. – Это может быть не лётчик, а диверсант, которого, кстати сказать, нам тоже надо найти. Двигаться бесшумно! Приготовить оружие!
Собака ступала так же осторожно и тихо, как и люди. Озерко обошли с правой стороны и подошли сзади к человеку, сидевшему на корточках перед костром. На голову его была натянута голубая трикотажная рубашка. Одет он был в такую же замшевую куртку, как и Морозов. Заслышав хруст валежника, человек вскочил, стряхнул с головы рубашку, и стало видно его обросшее иссиня-чёрной щетиной исхудалое лицо с ввалившимися реками и несколько выдающимися скулами, большие, чуть скошенные мутные глаза.
Майор шагнул вперёд:
– Товарищ Рахимов?
Человек от неожиданности вздрогнул, но тотчас же, взяв себя в руки, спокойно ответил:
– Да, я Рахимов!
Лётчик опустил перочинный нож с насаженной на остриё лягушкой и улыбнулся совсем детской, открытой и подкупающей улыбкой.
– Как говорится, на обед пичужке довольно и мушки... А мне – лягушки. Вот собрался закусить.
– Закусить мы найдём что-нибудь повкуснее, – улыбнулся в свою очередь Серёгин. – Мы вас давно уже...