Гибель советского кино. Тайна закулисной войны. 1973-1991

Раззаков Федор Ибатович

В те же годы произошло возвращение в игровой кинематограф еще одного кинорежиссера из стана державников – Юрия Озерова. Почему возвращение? Дело в том, что после киноэпопеи «Солдаты свободы» (1977) режиссер ушел в документалистику (вернее, вернулся в нее, поскольку именно с нее он и начинал свой путь в большой кинематограф). В 1980–1981 годах по рекомендации ЦК КПСС Озеров снял целую серию документальных фильмов об Олимпиаде-80 в Москве: «Баллада о спорте», «Олимпийский праздник» и «Прощание с Олимпиадой». Это возвращение Озерова в документальное кино не было случайным.

Дело в том, что люди, рекомендовавшие его для этой работы, знали

Озерова не только как талантливого режиссера, но, главное – и как настоящего, а не деланого, как многие его коллеги, патриота своей страны. Учитывая этот факт, можно было быть уверенным, что Озеров не пожалеет сил, чтобы снять не просто спортивные, а именно гражданственно-патриотические фильмы. Так оно и вышло. Из-под режиссерской руки Озерова на свет появились прекрасные ленты, воспевающие не только спорт, но и Родину – Советский Союз. Отмечу, что искренность и талант Озерова нашли свой отклик даже у зарубежных специалистов. В 1981 году по заказу Международного Олимпийского комитета Озеров (вместе с Б. Рычковым и Ф. Хитруком) снял еще один документальный фильм о спорте – «О спорт, ты – мир!», который в следующем году был удостоен Государственной премии СССР.

После этого успеха Озеров вернулся в игровой кинематограф: он запустился на «Мосфильме» с новой широкомасштабной киноэпопеей о Великой Отечественной войне – «Битва за Москву», которая состояла из двух картин: «Агрессия» (в ней речь шла о событиях, происходивших в Европе и на территории СССР накануне и в начале Второй мировой войны) и «Тайфун» (эта лента охватывала события от начала разработки гитлеровским штабом операции захвата Москвы до основных сражений великой битвы).

Еще один известный советский кинорежиссер – Сергей Герасимов – также решил обратить свой взор на отечественную историю, только значительно более отдаленную от современности. Мэтра привлекла эпоха Петра I, и он запустил в производство дилогию по роману А. Толстого «Петр I»: «Юность Петра» и «В начале славных дел» (1981). Отметим, что фигура Петра Великого в те годы была особенно популярна у населения, поскольку многие люди считали, что советский аналог царя-реформатора позарез нужен стране, которая буквально изнывала от бездеятельности еле передвигающего ноги Брежнева. Поэтому в советском кинематографе к личности Петра I все чаще обращались многие постановщики. Правда, каждый из них решал его образ по-своему.

Например, в телевизионном водевиле Игоря Усова «Табачный капитан» (1972) это был скорее добродушный дядька, радеющий за справедливость. Зато уже в фильме Александра Митты «Сказ о том, как царь Петр арапа женил» (1977), который создавался в период разрядки, Петр I представал в образе выдающегося реформатора, вершащего реформы под руководством иноземца – арапа Ганнибала (как мы помним, этот киношный тандем вызвал гнев со стороны державников – например, писателя Михаила Шолохова, – усмотревших в этом прямой намек на то, что без помощи иностранных советников Советскому Союзу никак не обойтись).

Фильм Сергея Герасимова был о другом. В нем мэтр пытался решить две задачи: с одной стороны, пробудить в людях патриотизм, с другой – предупредить, что реформы могут нести в себе как созидание, так и разрушение. Впрочем, послушаем слова самого режиссера:

«Сама эпоха Петра I феноменальна. Коренные экономические и социальные преобразования, обусловленные естественным ходом исторических процессов и выдвинувшие Россию на новую историческую ступень, персонифицированы для нас в гениальной личности Петра, в его столкновениях со строптивой и реакционной средой… Огромны

были свершения в сфере государственности и подъем к активной жизни новых слоев общества. Поэтому при всей пестроте исторического процесса того времени фигура Петра трактуется нами прежде всего как фигура великого преобразователя. Не забывайте, что во мнении народном Иван IV все же – Грозный, а Петр – Великий…

Берясь за подобный материал, нельзя впрямую проецировать опыт истории на интересы сегодняшнего дня. У каждого времени свой пафос, свои герои, свои средства выражения, свои трагедии. Я не собираюсь делать из Петра хрестоматийного Санта-Клауса, который принес России новую эпоху в элегантной упаковке. Я не забываю все то кровавое и страшное, что ему пришлось совершить, меняя социально-экономическую структуру русского общества XVII века. Я не обхожу, скажем, молчанием стрелецкую казнь, но не вижу в ней ни красоты, ни величия. Видимо, это была страшная необходимость, без которой он не сумел обойтись. Но размазывать по экрану кровь, сделанную из свекольного сока, я в этой картине не собираюсь. Любители кровавых сцен будут огорчены…»

Судя по этим словам, мэтр, будучи человеком немолодым и умудренным опытом, прекрасно понимал, чем может грозить России явление очередного Петра I и сопутствующее этому приходу «вздыбление». В принципе он не ошибется, правда, сам эту «дыбу» уже не застанет – уйдет из жизни. Я полагаю, что к счастью, поскольку благополучно избежит позора на свою седую голову, чего, увы, не смогут избежать другие его коллеги, кому судьба отмерит застать перестройку. Впрочем, не будем забегать вперед.

На закате эпохи Брежнева

Выступление Эльдара Рязанова на пленуме СК СССР по поводу антипатриотических фильмов было явно не случайным и вытекало из той обстановки, которая складывалась в противостоянии либералов-западников и державников. А ситуация там, как мы помним, складывалась не в пользу последних. Спустя три месяца после пленума СК – 28 марта 1981 года – шеф КГБ Юрий Андропов пишет в Политбюро закрытую записку по так называемому «делу русистов» (то есть русских почвенников). Приведу из нее лишь некоторые отрывки:

«Опасность прежде всего в том, что «русизмом», т.е. демагогией о необходимости борьбы за сохранение русской культуры, за «спасение русской нации», прикрывают свою подрывную деятельность откровенные враги советского строя…

Согласно документальным данным, противник рассматривает этих лиц как силу, способную оживить антиобщественную деятельность в Советском Союзе на новой основе… Подчеркивается при этом, что указанная деятельность имеет место в иной, более враждебной среде, нежели потерпевшие разгром и дискредитировавшие себя так называемые «правозащитники»… Изучение обстановки среди «русистов» показывает, что круг их сторонников расширяется и, несмотря на неоднородность движения, обретает организационную форму…»

Безусловно, доля истины в этих выводах была. Среди «русистов» и в самом деле имелись радикалы вроде ярых националистов, которые своей идеологией в той или иной мере подрывали идею многонационального Союза. Однако их доля в общей массе «русистов» была незначительной, поэтому всерьез говорить об их большом влиянии на общество было несерьезно. В целом же русские патриоты представляли собой положительную силу, которая все эти годы сдерживала элиту от безоглядного замирения с Западом. В Политбюро это, видимо, понимали, поэтому записка Андропова не возымела того действия, на которое рассчитывали ее разработчики, – крупномасштабного разгрома «русистов» не произошло.