Шрифт:
1. ДВЕРЬ ЗАКРЫЛАСЬ. ОСТАЛИСЬ ОДНИ
Когда-то кто-то написал, что беда, перед тем как прийти, посылает предвестником свою тень. Если бы люди за многие тысячелетия не растеряли способности предчувствовать надвигающуюся опасность, то сейчас бы предвидели ее так же, как крысы, покидающие в порту корабль, который должен затонуть в первом же рейсе, или ласточки, бросающие гнезда под крышами домов, которые вскоре охватит пламя пожара.
Но мы утратили такую способность, и никто не поможет нам ее восстановить. Наверное, поэтому в Порембе Морской
Было лето. Поздняя послеобеденная пора. Солнце садилось, и от старинных домиков в стиле барокко ложились удлиненные тени на маленькую, опустевшую рыночную площадь городка. На площади привлекала внимание миниатюрная ратуша, с аккуратными цветниками, окруженная асфальтовым полотном, исчерканным, как это стало присуще большим городам шестидесятых годов XX века, широкими белыми линиями - знаками для водителей и пешеходов, хотя эти знаки, ни малейшего практического значения для Порембы Морской не имели. В настоящее время, по крайней мере, ни машин, ни прохожих не было видно. Ничто не могло заставить жителей в тихий жаркий полдень выйти из дома.
Возле одного из зданий, над входом в которое на овальной эмалированной табличке белел орел, польский государственный герб, стоял один-единственный небольшой автомобиль. Он, наверное, не принадлежал ни одному из здешних жителей, потому что в багажнике над кузовом громоздились чемоданы и всевозможные туристические принадлежности, связанные новенькими ремнями. Ни в машине, ни поблизости никого не было видно.
Но вот нарушили тишину чьи-то медленные шаги. Из узкой улочки, ведущей к площади, вынырнул старик в потертой кепке, выцветшей, неопределенного цвета рубашке с закатанными рукавами и широких полотняных штанах с подтяжками накрест. Из ведерка, которое он нес, торчала кисть, а из-под мышки выглядывал бумажный сверток.
Старик задержался перед домом с гербом, посмотрел на вывеску:
Порембо-Морский повятовый суд. А потом перевел взгляд на другую вывеску, которая была рядом: Повятовая нотариальная контора. Ежи Гольдштейн, нотариус.
Он поставил ведерко на асфальт, еще раз осмотрел стену, подыскивая на ней подходящее место. Потом-таки нашел, кивнул утвердительно головой, осторожно вытащил из бумажного свертка один лист. Остальные положил возле ведерка. Кистью провел несколько раз по стене рядом с табличкой нотариуса, приложил лист и разгладил его ладонями. Отошел на шаг, критически осмотрел. Убедившись, что бумага прилипла как следует, поднял ведро и сверток и так же неторопливо двинулся дальше.
На свежеокрашенной стене резко выделялся белый прямоугольник бумаги, обведенный широкой черной рамкой.
Станислав Мрочек,
председатель Порембо-Морского повятового суда, капитан запаса, многолетний депутат Городского совета, участник освободительных боевых действий Войска Польского, отмеченный несколькими государственными наградами,
трагически погиб 6 августа 1967.
Похороны состоятся в полдень 8 августа на местном кладбище, о чем сообщают глубоко скорбящие
Племянник и Семья.
Покачивая ведерком, старик побрел дальше. На площади вновь воцарилась тишина, и вдруг ее нарушил легкий скрип двери, ведущей в помещение суда. Оттуда
Женщина улыбнулась, но сразу же приняла серьезный вид. Мужчина ответил ей едва заметной улыбкой. Она показала глазами на стену. Стоя плечом к плечу, прочитали текст. Печально, спокойно, рассудительно.
Она первой кончила читать и пошла к автомобилю. Молодой человек направился было тоже вслед за ней, но, услышав шаги в доме, остановился.
– Нашел, наконец!
– крикнул кто-то, еще невидимый.
Кованая дверь открылась во всю ширь, и из дома вышел седой, невысокого роста, немного полноватый, добродушный с виду мужчина. Рукава его хлопчатобумажной летней куртки по локоть закрывали черные нарукавники, которые любят носить те, кто сидит целыми днями за письменным столом. Отдуваясь, он подал молодому человеку несколько ключей, нанизанных на круглое проволочное кольцо.
– Этот вот от калитки, те два от входной двери... А этот, маленький, вероятно, от ящика стола, но точно не знаю.
– Очень благодарен вам, пан нотариус...
Молодой человек как-то неуверенно посмотрел на ключи, потом, все еще колеблясь, положил их в боковой карман пиджака.
Нотариус взглянул на массивные карманные часы.
– Пять! Вероника ждет вас. Вы помните Веронику? Ушла из дому, пока я еще спал. Даю руку на отсечение, что с утра сидит там и ждет вашего приезда. Она так привязалась к нему, бедненькая, так привязалась...- замолк на пару секунд.
– Какой страшный случай! Словно гром среди ясного неба. Кто бы мог подумать! Он еще был совсем здоров... Даже не верится!
Замолчал и ждал, быстро бегая маленькими, слегка покрасневшими глазами по их лицам.
– Да, действительно страшный случай, - сказала молодая женщина и подошла к дверце машины, но нотариус, казалось, не заметил этого.
– Он же был еще такой здоровый! Это тем более печально. Никогда не болел. Казалось, лет сто будет жить. А судьба распорядилась иначе...- нотариус развел руками и безнадежно опустил их, жестом полным отчаяния, а потом неожиданно быстрым движением поправил нарукавники.
– Я очень рад, что вы вовремя получили мою телеграмму. Было бы очень досадно, если бы вас завтра не увидели на кладбище.
– Мы ехали почти без остановок, - сказала молодая женщина, - не знали, когда похороны. Телеграмма пришла в отсутствие мужа. Он вернулся на другой день, утром.
– Воля божья!
– Нотариус нацелил короткий указательный палец в безоблачное небо.
– Я уверен, что ваш дядя смотрит на нас оттуда, довольный тем, что вы придете завтра проводить его туда, где все мы, в конечном счете, должны встретиться...
– Он вздохнул и меланхолично покачал головой.- А дядя так ждал вашего приезда. Надеялся, что останетесь здесь навсегда. У него же не было других родственников. Сотни километров отделяли его от вас. Ведь Варшава лежит так далеко от моря...