Гибель Урании
Шрифт:
— Я беру восемь акций! — воскликнул розовощекий толстяк, владелец заводов военной аппаратуры.
— Мне две акции! — просил фабрикант военного обмундирования.
— Мне одну… — хрипел табачный король.
Это были постоянные агенты Кейз-Ола, поэтому остальные «мудрейшие» восприняли их заявления равнодушно.
— Прошу слова, господа, — раздался звонкий голос.
Кейз-Ол дернулся и покраснел. Ошеломленно захлопали глазами «мудрейшие»: что за наглость?! С какого времени разрешается вмешиваться в дела всяким шлюхам?!
— Господа
— Хватит, Мэй! — у Кейз-Ола затряслись руки, однако он еще сдерживал себя. — Сядьте!
— Но, светлейший… — Мэй послушно села и съежилась. — Но я хочу жить!
Кейз-Ол засопел и отвернулся.
— Я принимаю ваше предложение, Царица красоты! — насмешливо сказал король химии. — Однако утверждает ли мистер Кейз-Ол разъяснения о гарантиях?
И Кейз-Ола, и Мэй ощупывали четыре сотни глаз. Была в этих взглядах смертельная тоска, животный ужас, жгучая ненависть, испуганная надежда. Каждый из «мудрейших» мог бы сейчас присягнуть, что Кейз-Ол, как опытный режиссер, распределил роли заранее и выпустил на сцену любовницу именно тогда, когда запланировал.
— Я повторяю свой вопрос, — настаивал король химии. — Действительно ли можно рассчитаться векселями?
— Да! — сухо ответил Кейз-Ол.
— В таком случае, прошу считать за мной сто акций.
— За мной тоже, — неспешно сказал король пищевой промышленности.
Кейз-Ол победил. Достаточно было этим двум согласиться, чтобы другим не осталось ничего другого, как пойти следом.
Но Айт уже не слушал невеселой переклички голосов. Все глубже засовывая руку в карман, он смотрел в зеркало на тех двоих, что сидели перед ним.
Приговор провозглашен. Сын профессора Лайн-Еу покончил самоубийством, когда его атомная бомба уничтожила сто тысяч человек. Ты, женщина, узнала сейчас, что собираются уничтожить все человечество, и тебя обеспокоило только то, как добыть акцию для собственного спасения…
Медленно взводится пистолет в кармане комбинезона. Извлекать его не стоит: ствол почти упирается в спину Мэй.
В зеркале видно ее всю. Она даже не подозревает, что смерть стоит за плечами. Ой, как хочется воскликнуть сейчас: «Я — Айт. Ты погибнешь от моей руки!»
Айт закрыл глаза и нажал на курок.
Прошла секунда, вторая… Выстрела не было.
Страшная опустошенность заползла Айту в душу. Судьба? Не суждено? Но как это могло произойти? Ведь он сам проверил все патроны.
…А
— Мне пять акций…
— Мне три…
Завершалось черное дело организации заговора против всего человечества.
Среди волков
На диване лежит старый морщинистый человек. Голова у него лысая, как колено. Человек дышит медленно, хрипло, иногда хватается за грудь желтой костлявой рукой, словно хочет сбросить прочь какое-то бремя. Но вот удушье проходит, и рука вяло падает на подушку.
Трудно дышать, трудно думать. Голову печет огнем…
Нет, это не от старости. Просто Айт слишком переволновался. Все вокруг стало тоскливым и бесперспективным. А вообще — никому не нужным, лишним.
В тот миг, когда Айт достиг своей цели, он понял, что гнался за призраком. Можно убить Кейз-Ола и Мэй, но останутся двести «мудрейших», останется полиция и войско, останется Урания. И те три тысячи триста атомных и водородных бомб, которые стоят на стартовых столах в подземных хранилищах, вылетят в свой последний смертоносный полет если не завтра, так послезавтра.
Можно убить вожака стаи, но стая останется, ее сразу же возглавит другой. Убить всех — не хватит сил. На стаю нужна облава — совместная борьба многих людей. А это и есть тот путь, которым в свое время отказался пойти Айт.
Он встал, взял с тумбочки пистолет, вытащил обойму. Десять желтых цилиндриков — десять смертей.
Айт загнал в ствол патрон, приставил пистолет к виску. Вспомнилось напутствие Лайна: «Вы должны преградить путь войне!» Какое неразумие! Одиночка может погубить миллионы. Одиночка может изобрести атомную бомбу. Но уничтожить ее самостоятельно он уже не сумеет. Так погибни, друг Айт! Ты свернул с верного пути.
Айт нажал на курок… Легонько щелкнуло, и все.
«А, это опять — судьба?!» — Айт лихорадочно заменил патрон, щелкнул еще раз…
Тот же самый результат.
«Погоди, погоди!.. — Айт схватил нож и начал ковыряться в патроне. — Пуля есть… Порох есть… А пистон?»
Острое шильце пролезло вглубь патрона, ковырнуло медную чашечку капсюля. В этот момент должна была бы взорваться гремучая ртуть, выбросить в отверстие острый язычок пламени. Но нет, тихо. И так в втором патроне, в третьем, четвертом…
Старик бросил нож на диван и вдруг захохотал:
— Какой ты глупый, друг Айт! Какой ты глупый! «Судьба!» «Суждено!» Тьфу!
Так, самоубийство произошло, хотя выстрела и не прозвучало. Айт уничтожил в себе того, кто не хотел жить. А тот, что остался, сейчас торжествовал, злорадствовал.
Айт собрал патрончики, взвесил их на руке.
«Клянусь! — говорил он в уме. — Клянусь памятью отца и матери, памятью тех, которые погибли в Урании, что сделаю все возможное, чтобы предотвратить войну!..»