Гибель великого города
Шрифт:
Манибандх гордо выпрямился.
— Зачем же право превращать в бремя? Человек получает права для того, чтобы наслаждаться счастьем. Если же они мешают человеку и подавляют его чувства, то это не права, а рабские путы! Манибандх отбрасывает их прочь!
Перед Вени стоял настоящий мужчина. Ею овладела острая жажда любви, порыв страсти, желание быть в его объятиях. Она вспомнила Виллибхиттура. Там, равная ему, она всегда ощущала свое ничтожество. А здесь, отдав себя и покорившись чужой воле, она могла стать госпожой и беззаботно наслаждаться жизнью, —
У Виллибхиттура тело юноши. Рядом с ним Вени никогда не испытывала гордого чувства власти над настоящим мужчиной. Поэт робок и слаб, его душу, как небо в непогоду, всегда покрывала завеса печали; лишь иногда в ней, как молния, сверкал порыв страсти, и Вени спешила взлететь по этой молнии к небу любви. А Манибандх подобен океану, и не нужно ждать бури! — даже легкая его зыбь поднимает к вершинам желания.
Но тут огненной змеей промелькнул в ее сознании пленительный образ Нилуфар, с надменной улыбкой, с полуобнаженными бедрами, с соблазнительной походкой.
— Высокочтимый! Где египетская певица? — спросила Вени, войдя в покои. — Говорят, она жила в вашем дворце?
Манибандх, не оборачиваясь, ответил:
— Здесь ей дали приют и пищу.
Вени, занятая своими мыслями, будто не слышала ответа. Улыбаясь, она спросила:
— Где же теперь та египтянка?
— Эта женщина — моя рабыня.
Вени смешалась, но тут же овладела собой.
— Рабыня? — Она рассмеялась. — Разве в великом городе Мохенджо-Даро не все равны?
— Я купил её на западе, — там, красавица, рабство издревле в обычае. В Мохенджо-Даро тоже существует рабство, уже в течение двух поколений. Оно способствует торговле.
Вени совсем не интересовала торговля.
— Она красивая, не правда ли?
Манибандх не откликался.
— Я знаю, — не умолкала Вени, — женщины с запада прекрасны. Да разве и мог высокочтимый купить плохую вещь?
Самым скверным из всех несовершенств мира Манибандх считал женское любопытство и назойливость. Человек может защищаться от них только одним — молчанием! На все вопросы Вени купец лишь улыбался.
— Вы любите ее?
Вени ожидала, что этот вопрос смутит Манибандха. Вот сейчас он обернется и скажет: «Что ты говоришь, красавица? Ведь ты же богиня моего сердца!» Но купец был невозмутим.
— Нет, — просто ответил он и засмеялся, словно танцовщица была маленькой девочкой, задающей наивные вопросы.
Перед дверьми, ведущими в покои Манибандха, Вепи остановилась.
— Я могу войти?
— Это твой дом! — ответил купец.
Они не заметили, как за колонной мелькнула какая-то фигура.
Это была Нилуфар. Сердце ее едва не разрывалось от обиды и оскорбления. Как хорошо было лодке, пока ее качали волны, — она была в своей стихии! Но теперь море выбросила ее на сушу. Нилуфар бессильно прислонилась к колонне. Сможет ли она выдержать этот ужасный удар?
Нилуфар подняла голову — перед ней была Хэка.
Они смотрели друг на друга так, будто снова их собирались вывести обнаженными на торг. И снова некому
Но Хэка боялась не за себя, она тревожилась за будущее Нилуфар. Она не могла понять даже ничтожной доли ее страданий, ведь самой ей никогда не приходилось быть госпожой. Житель безводной пустыни видит только бледный багрянец восхода или захода над сухими песками, ему трудно представить, как прекрасна и богата природа. Так же и Хэка не могла понять душевных мук Нилуфар. И все же разве горе подруги — не ее горе?!
Но сердце Нилуфар застыло и было глухо к постороннему сочувствию. Зеленеющая нива гибнет от снега, как и от зноя, — разве холод, заключающий в себе силу, способную остановить кровь в жилах, слабей огня?!
Хэка беспомощно и печально смотрела на подругу. Какие найти слова, чтобы изгнать из души Нилуфар гнев и горечь? Может быть, больше всего она сейчас нуждалась в покое… Рассеянно следила Хэка за игрой сапфира на груди Нилуфар, погрузившейся в глубокое раздумье. Ее неподвижная фигура и мрачное лицо дышали какой-то внутренней силой и придавали ей сходство со змеей, приготовившейся к прыжку.
Перед глазами Хэки прошли одна за другой картины далекого прошлого. Да и не так уж давно все это было. Печальные события, уходя в прошлое, теряют связь друг с другом.
…Египет… Старик араб, бродячий торговец… Хэке тогда было лет девять-десять, но старик думал, что ей не больше шести. Она хорошо помнила базар, где жил этот торговец. Может быть, старик и знал, откуда взял Хэку и кто были ее родители, но никогда не рассказывал ей об этом.
Однажды в город ворвались чужеземцы. Поднялась паника. Многих жителей убили пришельцы, а молодых женщин захватили в плен. Взяли и Хэку. Кто-то сказал: «Оставь ее, она еще девочка!» Но тот, кто держал ее, ответил: «Завтра она уже не будет девочкой».
Ночью отряд иудеев, сборщиков налогов, напал на пришельцев. Сражение было жестоким, иудеи не могли выстоять и разбежались. В отместку чужеземцы стали поджигать дома. Запылал весь город. Ужасные длинные языки пламени жадно тянулись к небу, словно желая облизать его. В это время кто-то шепнул Хэке: «Беги!»
Перед ней стоял красивый четырнадцатилетний мальчик. Хэка с первого взгляда была очарована им. Если б она могла стать его подругой, какое это было бы счастье! Они укрылись в одном из переулков. Вдруг мальчик упал на землю, обливаясь кровью. Через его труп перешагнул воин. Так Хэка обрела нового хозяина.
А на рассвете египетские воины окружили пришельцев и всех перебили. С радостью наблюдала Хэка, как метался в страхе ее владелец. На лице его был след от удара мечом, кровь капала со слипшейся бороды. Хэка состроила ему гримасу и засмеялась. Потом она увидела, как голова чужеземца покатилась по земле.
И снова чьи-то руки подталкивали ее, кто-то кричал: «Шагай! Сюда! Сюда!» Она очутилась в караване. Позже в караване появилась еще одна девочка; решительно вызволив Хэку из вьюка, куда посадил ее хозяин, она предложила вместе поиграть.