Гибель великого города
Шрифт:
— Ты, Нилуфар… — вздрогнул поэт.
— Да, да, я! И не вздрагивай, глупый. Ну вот, остановимся здесь. Никто нас не потревожит. А ты, видно, думал, что я знатного происхождения? Как же могла знатная женщина прийти к купцу, не будучи его супругой?
Она легла на землю. Поэт молча опустился рядом. Взошла луна.
— Слушай, Нилуфар! — заговорил поэт. — Ты сказала, что была рабыней?
— Была, есть и останусь ею! А теперь дай мне уснуть. Я очень устала.
У поэта был обиженный вид, и она сказала примирительно:
— Не огорчайся! Когда-нибудь я все расскажу тебе.
— Дать тебе снадобья? — спросил поэт.
— Нет.
— Хочешь, я спою для тебя?
— Не надо. Придет хозяин поля и прогонит нас, как воров.
Виллибхиттур подивился ее сметливости. Он закрыл глаза и через минуту уже спал. Нилуфар еще долго ворочалась с боку на бок. Наконец и она заснула, и под отяжелевшими ее веками замелькали сновидения…
…Вот она подходит к высокому обрыву и заглядывает в черную глубь бурной реки. Чьи-то безжалостные руки толкают ее вниз, она падает в зловещую воду. Нилуфар хочется крикнуть, но голос отказывает ей…
…Она бежит по песку пустыни. Быстрее, быстрее. Впереди — вода. Но вода все отдаляется от нее… Вдруг она споткнулась. Что это под ногами? Она наклонилась. Череп!..
…Усталая, сидит она на скале. Скала зыбкая — оседает все ниже и ниже…
Нилуфар застонала во сне.
…Что это за цветок? Это Виллибхиттур! Дует ветер. Все сильнее и сильнее. Он колеблет цветок, хочет сорвать его. Нилуфар, сбросив с плеч фату, заслоняет его от ветра. Фата надувается, словно парус, вырывается из рук. Но нет, ветру не сорвать цветок!
С неба слышится громовой голос. Нилуфар в испуге глядит, как спускается к ней странная птица.
— Кто ты? — спрашивает Нилуфар.
— Мы? Нас зовут Вени.
Нилуфар стало весело.
— Птица! Вени! Улетай, улетай отсюда! Кыш! Какая смешная: говорит о себе «мы».
Птица улетела. Нилуфар радостно смеется и хочет подойти поближе к цветку, чтобы сорвать его. Но путь преграждает змея, она поднимает свой капюшон и шипит!..
Нилуфар открыла глаза. Какой ужасный сон! Все тело в холодном поту. Она чувствовала необычайную слабость. Неужели и наяву ей грозит змея? Неужели Нилуфар не раздавит ее? Кто она? Чем рассердила ее Нилуфар? Почему она хочет ужалить?
В ужасе египтянка придвинулась к Виллибхиттуру. Своей полной грудью она порывисто прижалась к его груди. Потом нежно повернула к себе его голову и в страстном поцелуе приникла к губам поэта.
Он проснулся. Испуганно вскрикнул:
— Нилуфар!
Она бесстыдно засмеялась. Посмотрела на луну. Потом на поэта, который снова погрузился в сон. Вздохнула и снова улеглась. Спать, спать! Нужно спать…
Луна клонилась к закату.
Глава шестнадцатая
Великий
На улицах и рынках шли невеселые толки. Говорили, что купцы терпят огромные убытки. Издавна налаженная торговля с соседними странами прекратилась. Куда теперь направлять караваны с товарами? Арии ведь совсем дикие. А как торговать с дикарями?
Но простой народ думал о другом: как разбить орды белокожих дикарей. Горожане и помыслить не могли о том, что возможны какие-либо отношения с этими нечестивцами. Честные люди должны иметь дело лишь с честными. Можно ли доверять тем, кто ведет себя дерзко и нагло?!
Некоторые горожане посмеивались: арии — дикари, их ли бояться великому городу! Но большинство с ужасом думало о возможном нападении. Зловещие предчувствия томили душу. Сколько веков жизнь великого города шла размеренно и мирно, и вот теперь всему может наступить конец. Неужели древней стране грозит гибель? Мохенджо-Даро знаменит своими богатствами, но воинской славой похвалиться не может. Великий город давно стал центром торговли и развлечений, и разговоры о войне здесь считались недостойными.
В эти тревожные дай даже Вишваджит присмирел. Поэтому когда однажды он остановился посреди улицы и стал кричать, вокруг него сразу собралась толпа. Все ждали с любопытством, что же скажет старый Вишваджит. После того как в храме Ахираджа он бросил в лицо Амен-Ра дерзкие слова, горожане почувствовали в нем великую силу, которую никому не сломить. Напрасно высокочтимый Манибандх тогда взывал к горожанам. Никто из них не поднялся и не сказал ни слова против блаженного.
— Жители великого города! — кричал Вишваджит. — Погибель идет на вас, а вы погружены в сон неведения. Вся ваша гана, все ваши права разлетятся в прах. Вы струсили, и поделом вам! Вы думаете только о барышах. В вас ничего не осталось, кроме лжи. Глава ганы занимается только тем, что ставит печати на описях собственных богатств, словно престарелый царь, выживший из ума. — В толпе засмеялись. Старик выхватил из рук горожанки ребенка и поднял его вверх.
— Недалек тот день, когда северные дикари подденут на пики ваших младенцев!
Женщина бросилась к старику, отняла ребенка и скрылась в толпе.
— Вы могильные черви, — кричал старый Вишваджит, — низкие души! Вы называете себя носителями человечности, но вы людей превратили в рабов! Неужели вы думаете, что рабы будут защищать вас? Когда в них пробудится человеческое достоинство, они, как молния с неба, обрушатся на вас, и вы, жалкие пленники роскоши и разврата, сгинете, повесившись на собственных поясах!