Гибель великого города
Шрифт:
— Что с вами, госпожа?
Нилуфар словно окаменела.
— Что с вами? — повторил так же участливо поэт, положив ей руку на плечо.
От его прикосновения Нилуфар неожиданно сникла.
— Поэт! — сказала она тихо. — Редко бывают в жизни такие мгновения, но они утоляют извечную жажду сердец…
Рука Виллибхиттура упала с ее плеча. Запинаясь, Нилуфар продолжала:
— Я люблю тебя! Через многие муки страсти прошла я, но ты ни разу не взглянул на меня с нежностью… Если ты настоящий поэт, то почему стоишь как каменное изваяние? Почему не стремишься
Нилуфар опустилась на землю. Уронив голову на колени, она заплакала. Виллибхиттур растерялся. Этого он не предвидел. Что делать? Уйти? Но как оставить плачущую женщину? Ее всхлипывания звучали, как свист водяной змеи. Боль выливалась из души Нилуфар бурным ручьем — так льется по открытому желобу вода, нашедшая себе выход.
— Госпожа! Идемте туда! — нерешительно предложил поэт. — Там светло…
Нилуфар подняла глаза.
— Для меня везде теперь мрак!
Что можно было возразить ей? Только тот отличает мрак от света, чья душа еще в смятении. Счастливая, Нилуфар видела бы счастье и в темноте, а теперь для нее, покинутой, любой свет был черной могилой…
— Госпожа! Вам надо успокоиться, — сказал поэт. — Я вас провожу!
Но Нилуфар, протянув к нему руки, воскликнула:
— Иди ко мне! Ну иди же!
Это был призыв женщины, такой страстный, такой открытый!
Виллибхиттур беспомощно опустился на землю. У него кружилась голова. Нилуфар подвинулась к нему и взяла его руки в свои. Ах, какие у нее нежные, теплые, волнующие ладони!
Я люблю тебя, поэт, — проговорила она.
— Вени говорила мне то же! — прошептал Виллибхиттур.
— Но за славу поэта люблю я тебя, — снова заговорила египтянка. — Не за богатство, ведь ты беден. Мы оба брошены, отвергнуты. Но мы должны сделать свою жизнь счастливой! — Она склонилась к нему: — Виллибхиттур! Бежим отсюда!
Поэт вдруг горько рассмеялся. Нилуфар резко отстранилась.
— Чему ты смеешься, поэт?
— Что же мне еще остается? — И он снова засмеялся. — Куда мы уйдем, госпожа? Вы сейчас в гневе. Манибандх любил вас, не правда ли? А теперь на него нашло ослепление, и вы хотите отомстить ему!..
— Виллибхиттур! — воскликнула Нилуфар, закрыв ему рот ладонью. Она решительно встала и сказала: — Мне пора! Я должна уходить. Но обещай мне, что придешь завтра на берег Инда.
Виллибхиттур не отвечал.
— Обещай! Ты должен прийти!
— Я приду, госпожа! Я непременно приду завтра на берег Инда!
— Ты обещаешь?
— Да, госпожа! Теперь я не боюсь вас. Страдание ваше стало мне понятно. Я непременно приду!..
В радостном порыве Нилуфар обняла поэта, и Виллибхиттур на мгновение ощутил сладостную дрожь ее тела.
— Нет на земле равного тебе!.. — взволнованно говорила Нилуфар. — Я верила, что ты не оставишь без ответа мой горестный зов. Иначе бы я молча страдала, ничем не выдавая своих чувств…
Взявшись за руки, они пошли обратно в храм. Нилуфар постепенно успокаивалась. Виллибхиттур снова погрузился в свои бесконечные размышления.
Вдруг
— Э-э-э-й, гражда-а-ане-е Мохенджо-о-о- Да-а-ро-о!
И всем казалось это очень смешным.
А рабы и рабыни подносили все новые и новые кувшины с вином, разливая его по чашам. Лишь великий царь йогов по-прежнему сидел в глубоком раздумье. Его сосредоточенное лицо, словно единственная надежная крепость в этом непостоянном мире, напоминало о других, высших силах. И казалось, что все это греховное торжество было возможным только благодаря его бесконечной снисходительности.
Тандра, жена виноторговца, запуталась рукой в ожерелье эламского жреца. Наконец она порвала нить, и крупные жемчужины рассыпались по помосту. Ударив жреца по щеке, она закричала:
— Прочь, дуралей, ты даже пить не умеешь!
На минуту к эламскому жрецу вернулась способность рассуждать.
— Радость нужна, — сказал он, — нужна радость гражданам великого города! Пусть снова Вени станцует, пусть еще раз…
Больше он ничего не мог произнести — не слушался язык. Но слова его подхватили соседи:
— Пусть еще раз… еще раз…
— Что еще раз? — спросила Тандра.
Шумерский воин, выливая, на свои одежды вино из чаши, пробормотал:
— Еще раз, красавица!.. Еще…
Тандра визгливо захохотала.
Шумерский воин поднялся и пошел, спотыкаясь и пошатываясь. Эламский жрец сумел выговорить одно слово:
— Праздник!
— Праздник! — подхватили остальные.
Шумерский воин подошел к Манибандху и, подняв палец, сказал:
— Высокочтимый!.. Праздник…
Шумер забыл, что он не у себя на родине, и говорил на своем наречии. Но Манибандх понял смысл его слов.
— Праздник? — спросил он, пьяно покачиваясь.
Теперь уже все, как попугаи, повторяли: «Праздник… Праздник…»
Шумерец шагнул к Тандре.
— Госпожа… Праздник…
— Скоты! — вдруг сказал Виллибхиттур. — Я ухожу!
— Останься! — попросила Нилуфар.
Но поэт быстро удалялся. Нилуфар помедлила, затем направилась к своей колеснице. Приблизившись к месту, где она оставила Хэку, египтянка услышала разговор. В ней пробудилось женское любопытство. Укрывшись за деревом, она затаила дыхание.
— Госпожа не пришла, — прозвучал голос Хэки. — Не случилось ли что-нибудь?
— Что с ней может случиться? — ответил Апап. — Помнишь, там — на берегу Нила — сына бродячего торговца. Он был такой сильный, откормленный! Ей тогда, наверное, приходилось трудней… А высокочтимый сейчас развлекается с танцовщицей — я давно замечаю, что он без ума от нее. Сама подумай, к чему молодой женщине быть в одиночестве?